Марк Аврелий Антонин - К себе самому

31. Относительно того, что происходит по внешней причине, проявляй спокойствие, в том же, что делаешь по причине, зависящей от тебя самого, – справедливость, то есть устремление и поступок, имеющий своей конечной целью само общеполезное действие как наиболее отвечающее твоей собственной природе.

32. Ты можешь устранить много лишнего из того, что, будучи целиком обусловлено твоим восприятием, досаждает тебе, и тогда обретешь большой простор для себя. Ты сможешь объять мыслью весь мир, и помыслить бесконечную вечность, и представить мысленно быстрое превращение каждой вещи в отдельных ее частях: сколь короток временной промежуток от возникновения до распадения, с другой стороны, какая бездна времени до возникновения и точно такая же беспредельность после распадения.

33. Все, что ты видишь, разрушится в скором времени, да и наблюдающие это разрушение вскоре сами разрушатся. И тот, кто умер в глубокой старости, станет равен тому, кто умер преждевременной смертью.

34. [Посмотри] каковы их руководящие начала и о чем они хлопочут, что любят и ценят. Считай, что видишь их душоночки нагими. Каково их самомнение, когда им кажется, что они порицанием вредят, а прославлением приносят пользу!

35. Утрата есть не что иное, как превращение. Природа же целого, в согласии с которой все происходит прекрасно [сейчас], происходило извечно одинаковым образом и будет так же происходить до беспредельности, рада этому [превращению]. Что же? Скажешь, что все, что было, и все, что будет всегда, – плохо и, значит, никакой силы не отыскалось никогда у стольких богов исправить это, но мир обречен пребывать в непрекращающихся бедах?

36. В основе вещества, из которого состоит каждый, – гнилость, как то: вода, прах, кости, смрад. Или, с другой стороны, мрамор – затвердение в почве, а золото и серебро – осадки в ней, одежда – волосы животных, пурпур – кровь улитки и все прочее – такого же рода. И дыхание – разновидность этого и превращается из одного состояния в другое.

37. Довольно этой жалкой жизни, брюзжания и кривляния! Что приводит тебя в смятение? Что в этом нового? Что тебя выводит из себя? Причинная сила? Взгляни на нее! А может быть, вещество? Взгляни на него! Кроме них ничего нет. Да и к богам начни, наконец, относиться проще и честнее!

Изучать ли это сто лет или три года – все равно.

38. Если кто-нибудь совершил проступок, его зло при нем: но, может быть, он его не совершил.

39. Или из одного мыслительного источника вытекает все, словно в едином теле, и часть не должна порицать то, что происходит ради целого, или атомы [в основе] и нет ничего, кроме их смешения и рассеяния. Так что же приводит тебя в смятение? То, что ты говоришь руководящему началу: «Ты умерло, разрушилось, одичало, лицемеришь, прибиваешься к стаду, пасешься вместе с ним».

40. Либо боги ничего не могут, либо могут. Итак, если не могут, о чем молишь? Если же могут, почему не молишь их прежде всего о том, чтобы они дали тебе способность ничего этого не бояться, ничего этого не желать, ни от чего такого не огорчаться [чего ты боишься, желаешь и что тебя огорчает] или не пренебрегать ничем из этого и напротив, пренебрегать [чем можно пренебрегать]. Ведь если они вообще помогают людям, они могут помочь тебе и в этом. Но, может быть, ты скажешь, что «боги сделали это зависящим от моей воли». Тогда не лучше ли распоряжаться тем, что зависит от твоей воли, свободно, чем рабски и низменно предаваться тому, что от нее не зависит? Но кто тебе сказал, что в том, что зависит от нашей воли, боги не поддерживают нас? Только начни молить их об этих вещах и увидишь. Один молит: «Как бы мне переспать с ней!» Ты же моли: «Как бы мне не захотеть переспать с ней!» Другой: «Как бы мне избавиться от этого человека!» Ты же: «Как бы мне не захотеть избавиться от него!» Третий: «Как бы мне не потерять ребенка!» Ты же: «Как бы мне не испугаться потерять его!» Вообще вот на это обрати свои молитвы и увидишь, чтоґ получится.

41. Эпикур говорит: «Во время болезни я не вел бесед о страданиях тела и ни о чем таком, – утверждает он, – с приходящими ко мне не разглагольствовал, но продолжал прежде начатые исследования природы и при этом решал вопрос, как разумение, восприняв такое-то движение в теле, остается невозмутимым, сохраняя собственное благо, и врачам я, – утверждает он, – не предоставил возможности гордиться тем, что они что-то делают для моего выздоровления, но проводил время прекрасно и хорошо». Поэтому [делай] то же самое, что и он, при болезни, если заболеешь, и в каком-либо другом положении, ведь это общее требование любой философской школы: не прекращать занятий философией, что бы ни случилось, и не болтать ни о чем с человеком несведущим и не знающим законов природы.