Фридрих Ницше - Утренняя заря

Смотреть новыми глазами. Если под красотой в искусстве надобно постоянно понимать воспроизведение счастливого , – и я считаю это верным, – смотря как представляет себе счастье народ, время, индивидуум, что же в таком случае позволяет знать о счастье нашего времени реализм теперешних художников? Несомненно, его красоту, которую теперь мы легче всего можем понять и которой можем насладиться. Итак, можно ли думать, что теперешнее свойственное нам счастье заключается в реалистическом , в возможно острых чувствах и в верном понимании действительности, т. е. не в реальности, а в знании реальности? Наука оказала уже такое сильное действие, что художники нашего столетия непроизвольно превратились в восхвалителей научного счастья!

Ходатайствовать. Невзыскательные ландшафты – для великих художников, а замечательные и редкие – для маленьких. Именно великие явления природы и человечества должны ходатайствовать за всех: за маленьких, средних и честолюбивых своих почитателей, – а великий ходатайствует за незаметные явления.

Погибать не незамеченным. Не временами, а постоянно крошится наша сила и величие; маленькое растеньице, умеющее прицепиться всюду, разрушает то, что есть великого в нас. Это ежедневное, ежечасное, оставляемое нами без внимания жалкое положение окружающей нас среды, тысяча корешков того или другого маленького и малодушного чувства, вырастающие из нашего соседства, из нашей должности, нашего общества, нашего распределения времени. Оставим эти ничтожные плевелы без внимания – и мы погибнем от них незаметно! А если вы хотите погибнуть, то сделайте это лучше разом и мгновенно: тогда от вас останутся, может быть, величественные развалины, а не кучи земли, как у кротовых нор!

Казуистика. Есть горькая и злая альтернатива, которую не может преодолеть ничья решимость и ничей характер. Когда пассажир корабля открывает, что капитан и кормчий делают опасные ошибки и что он выше их в искусстве управления кораблем, спрашивается: а что если восстановить весь корабль против них и арестовать их обоих? Не обязан ли ты сделать это в силу своего превосходства перед ними? И, с другой стороны, не вправе ли они арестовать тебя за то, что ты подрываешь доверие к ним? Это может служить сравнением для явлений в более высоких сферах, могущих иметь более вредные последствия. При этом можно поставить такой вопрос: чем дается нам, в подобных случаях, наше превосходство, наша вера в самих себя? Успехом? В таком случае надобно бы делать все, хотя бы в этом заключались всякие опасности, – и не только для нас самих, но и для всего корабля!

Преимущества. Кто действительно владеет собой, т. е. кто окончательно завоевал самого себя, тот имеет свое преимущество в том, чтобы наказывать себя, миловать себя, сострадать себе. Ему нет надобности предоставлять это кому-нибудь другому, но он вполне свободен отдать это и тому, кому захочет, например другу, но при этом он знает, что он дает ему право , а давать право может только тот, кто обладает властью и силой.

Человек и сущее. Почему человек не видит сущего? Он сам стоит на дороге и закрывает собой сущее.

Не отказываться! Отказываться от мира, не зная его, как это делается иногда, значит обречь себя на бесплодное и унылое одиночество. В этом нет ничего общего с уединением созерцательной жизни мыслителя. Если мыслитель избирает себе такую жизнь, он никогда не откажется от нее: отказ от нее и участие в практической жизни принес бы ему уныние и равнялся бы его гибели. Он никогда не откажется от созерцательной жизни, потому что он знает ее и знает себя. Он стремится в свой воздух, ищет радости себе.

Почему ближайшее становится все дальше от нас? Чем больше мы думаем о том, что было и будет, тем более бледнеет пред нами то, что есть теперь. Если мы живем с умершими и умираем в их смерти, что же такое для нас «ближние»? Наше одиночество тогда становится еще большим, и именно потому, что вокруг нас шумит все течение человечества. Страстность, которая присуща всему человеческому, все более и более усиливается в нас, – и именно вследствие этого нам кажется, что все окружающее нас как будто бы стало более равнодушным и слабым.