Фридрих Ницше - Утренняя заря

Чувство власти. Надобно точно различать: кем впервые овладевает чувство власти, тот хватается за все средства и не пренебрегает никакой пищей для него. Но кто имеет уже чувство власти, тот становится разборчив и похотлив в своих вкусах, его уже редко что-нибудь удовлетворяет.

Вовсе не так важно. Когда присутствуешь при чьей-нибудь смерти, то обыкновенно в голове мелькает мысль, которую стараешься прогнать из ложного чувства приличия, – именно мысль, что акт смерти не так важен, как утверждает принятое благоговение пред ним, и что умирающий терял, вероятно, в жизни более важные вещи, чем предстоит ему потерять сейчас. Конец здесь, очевидно, не цель!

Как лучше всего обещать. Когда дается обещание, то им бывает не слово, которое обещает, а то невысказанное, что стоит позади слова. Наоборот даже, слова делают обещание менее сильным, так как на них идет частица той силы, которая обещает. Итак, подавайте руку и ничего не говорите – вот лучшее обещание!

Обыкновенно непонимаемый. В разговоре замечаешь, как кто-нибудь старается поставить сеть, чтобы попался в нее другой; не из злобы, как можно было бы думать, а просто из удовольствия, из желания насладиться своей ловкостью. Другие же подготовляют остроту, чтобы другой осуществил ее или свертывают петлю, чтобы тот завязал узел не из благодеяния, как можно было бы думать, а из злобы и презрения грубых интеллектов.

Центр. Чувство «я центр мира» выступает очень сильно, если вдруг почему-нибудь подавляет тебя стыд. Тогда стоишь, как оглушенный, среди волн и чувствуешь себя ослепленным как бы одним громадным глазом, который со всех сторон смотрит на тебя и сквозь тебя.

Свобода речи. «Правду должно высказать, хотя бы от этого разлетелся вдребезги весь мир!» – так громко заявил великий Фихте. – Да! да! но ее надобно иметь! – А он думает, что каждый должен высказать свое мнение, хотя бы из-за этого все пошло вверх дном. Об этом с ним можно спорить!

Расположение к страданию. В нашем теперешнем положении мы можем вынести порядочное количество неудовольствий, наш желудок рассчитан на тяжелую пищу: в противном случае обед жизни нам показался бы, может быть, невкусным, и без доброй воли к печалям мы должны были бы вынести слишком много радостей!

Почитатель. Кто преклоняется так, что распинает не преклоняющегося, тот принадлежит к палачам своей партии, – надо остерегаться давать ему руку, даже если принадлежишь к той же партии.

Следствие счастья. Первое следствие счастья есть чувство власти: она хочет обнаружиться против ли нас самих, или против других людей, или против представлений, или против воображаемых существ. Самые обыкновенные формы, в которых обнаруживается она, суть одарения, насмешки, уничтожения – все три имеют общее основное влечение.

Моральные жилища. Те моралисты, у которых исчезает любовь к познанию и которые знают только наслаждение страдания, обладают характером и неповоротливостью провинциалов, они тоже наслаждаются жестоким и печальным удовольствием украдкой следить за соседом и подставить ему иголку, чтобы он укололся об нее. В них осталось уродство маленьких детей, которым доставляет удовольствие мучить живых и мертвых.

Причины и их беспричинность. Ты чувствуешь нерасположение к нему и указываешь уважительные причины такого отношения, но я верю только твоему нерасположению, а не этим причинам! Указывая мне разумные причины того, что происходит инстинктивно, ты только ломаешься перед самим собой.

Называть что-нибудь хорошим. Брак называют хорошим, во-первых, потому что еще не знают его; во-вторых, потому что к нему привыкли; в-третьих, потому что его заключили. Но этим еще не доказано, что брак хорош.

Нет утилитаристов. «Сила и власть, с представлением о которых соединяется много дурного, ценится выше, чем бессилие, которому приписывается только хорошее», – так чувствовали греки. Т. е. чувство власти и силы ценилось ими выше, чем польза и хорошая молва.

Казаться безобразным. Умеренность кажется красивой; она не виновата в том, что в глазах неумеренного она кажется угрюмой и сухой, т. е. безобразной.