Фридрих Ницше - Утренняя заря

Отдых. Именно для тех людей, которые наиболее страстно стремятся к власти, бывает необыкновенно приятно чувствовать себя побежденными. Неожиданно и глубоко упасть в чувство, точно в водоворот! Выпустить из рук поводья и нестись – бог знает куда! Кто, что нам оказывает эту услугу – все равно, но услуга эта большая: мы так счастливы, у нас захватило дух, мы чувствуем себя в таком необыкновенном покое, точно в самом центре земли. Совершенно без силы! Игрушка стихийных сил! Это освобождение от большой тяжести, дающее вздохнуть свободно; падение вниз, без труда, как по единому физическому закону; это сон человека, восходящего на гору, который имеет свою цель наверху, но засыпает внизу от глубокой усталости и грезит счастьем противоположности – именно падением вниз без малейшего труда. Я описываю счастье, как я представляю его себе в нашем теперешнем, жадном до власти, обществе Европы и Америки. Здесь и там хотят по временам впасть назад в бессилие , это наслаждение предлагают им войны, искусство, религии, гении. Если по временам отдаются всепоглощающему, всё подавляющему впечатлению, то это современный отдых! После него становятся свободнее, энергичнее, холоднее, строже, и неутомимо стремятся дальше к противоположному – к власти!

Чистота расы. По-видимому, нет чистых, есть только сделавшиеся чистыми расы, да и эти очень редки. Обыкновенно же бывают смешанные расы, у которых рядом с дисгармонией телесной (например, если глаза и рот не соответствуют друг другу) должны быть и дисгармонии привычек и понятий (Ливингстон рассказывает, что он слышал, как говорил кто-то: Бог создал белых и черных людей, а дьявол создал смешанные расы). Скрещивание рас ведет к скрещиванию культур и к скрещиванию моральных взглядов: такие расы бывают, большей частью, злыми, дикими, беспокойными. Чистота – последний результат бесчисленных приспосабливаний, усвоений, выделений, и прогресс в чистоте обнаруживается в том, что сила, существующая в расе, все более и более ограничивается отдельными избранными функциями, между тем как прежде ей приходилось действовать слишком много и часто в функциях противоположных: такое ограничение будет иметь наружность обеднения и должно быть критикуемо осторожно. Наконец, если процесс очищения удался, вся та сила, которая прежде тратилась на борьбу дисгармонических качеств, начинает служить теперь общему организму, – поэтому сделавшиеся чистыми расы всегда бывают сильнее и красивее. Греки представляют собой образец расы и культуры, достигших чистоты; можно надеяться, что достигнет чистоты и европейская раса и культура.

Похвала. Вот кто-то, как ты замечаешь, собирается хвалить тебя; ты прикусываешь губы, сердце у тебя замирает: ах! хоть бы миновала эта чаша! Но она не минует, она приближается! Давайте же пить сладкое бесстыдство панегириста, подавим же в себе отвращение и грубое презрение к его похвале, изобразим на своем лице благодарную радость: ведь он хотел сделать нам приятное! И теперь, после того как все это произошло, мы знаем, что он чувствует себя возвышенным, он одержал над нами победу. Да! и над самим собой тоже, ибо ему нелегко было хвалить!

Человеческое право и человеческое преимущество. Мы, люди, единственные создания, которые, в случае неудач, могут зачеркнуть самих себя, как неудавшуюся фразу, – все равно делаем ли мы это к чести человечества, или из сострадания, или из ненависти к нему.

Превращение. Теперь он становится добродетельным только для того, чтобы сделать этим неудовольствие другому. Не обращайте на него столько внимания!

Страстные и холодные добродетели. Мужество как холодная неустрашимость и непоколебимость, и мужество как горячая полуслепая отчаянность, – то и другое называется одним именем! Как же различать холодные добродетели от страстных? Ошибается тот, кто думает, что «быть добрым» можно только человеку страстному; и не менее ошибается тот, кто считает эту добродетель принадлежностью только холодных людей! Правда заключается в том, что человечество нашло очень полезным горячее и холодное мужество, и кроме того, оно встречало его не настолько часто, чтобы не отнести его в обоих видах к числу драгоценных камней.

В чем мы бываем художниками. Кто делает кого-нибудь своим кумиром, тот старается оправдаться перед самим собой, возвышая его до идеала; он становится художником в искусстве создавать себе чистую совесть. Если он страдает, он страдает не от незнания, а от самообмана, как будто бы он не знал. Внутреннюю потребность и наслаждение такого человека (сюда принадлежат все страстно любящие) нельзя черпать обыкновенными ведрами.