Эмилио Сальгари - В дебрях Атласа

В полночь остановились в дикой местности, где едва росли жалкие сухие травки и проходило высохшее русло когда-то большой река

Бедуин приказал приготовить для своих гостей палатку, послал им еды и табаку, но, против обыкновения, не вошел пожелать им доброй ночи.

— Он, должно быть, запуган нашими бомбами, — сказал Энрике.

— Это не объясняет его невежливость, — ответил казавшийся взволнованным Хасси аль-Биак.

— Ты опасаешься чего-нибудь?

— Всего можно ожидать от бедуинов, к тому же я сегодня заметил нечто»

— Что? — спросил граф.

—Что три человека оставили караван и исчезли в разных направлениях.

— И не возвратились?

— Нет, сын мой.

— Они были на верблюдах или на махари?

— На махари.

— Это заставляет меня призадуматься, — сказал после нескольких минут граф.

— Меня еще больше, франджи, — сказал марабут, до сих пор не принимавший участия в разговоре.

— И ты заметил что-нибудь, святой человек? — спросил Энрике.

— Я заметил, что аль-Мадар разрывал синюю бумагу и бросал кусочки по дороге.

— Что же в этом подозрительного? Он отделался от лишних семейных писем, которые здесь уж никто не будет подымать и склеивать, — сказал тосканец.

— Бедуин и семейные письма! — воскликнул смеясь граф. — Они не учились грамоте, сыны пустыни. Не шути при таких серьезных обстоятельствах, Энрике.

— В конце концов, что ты видишь в этом сеянии бумажек?

— Это могут быть сигналы, — сказал Хасси.

— Кому?

— Спроси у Мулея.

— Черт побери! — воскликнул Энрике. — Ты знаешь какие-то тайны и скрываешь их от нас. Откройся нам, милый святой человек, и сообщи то, что может нам пригодиться.

— Да, ты должен сказать нам, — проговорил граф.

— Хорошо, я скажу вам, что аль-Мадар не верит, чтобы целью вашего путешествия было продать оружие или бомбы кабилам, — ответил марабут. — Вчера вечером, когда он увел меня из вашей палатки, он расспрашивал о вас и говорил про блед.

Услышав этот ответ, граф и итальянец вздрогнули, так как знали, что цена, назначенная за их головы, могла соблазнить любого мошенника, имеющего возможность задержать их.

— Дело очень серьезное, — сказал магнат. — Если бедуин заподозрил, что мы те самые беглецы, то он наверняка захочет заслужить награду.

— Послушай, марабут, — сказал Энрике, — давно ты знаком с этим бедуином?

— Года два.

— Не знаешь, разбойничал ли он? Марабут пожал плечами и ответил:

— Все бедуины начинают с того, что разбойничают, а потом становятся проводниками караванов и более или менее честными купцами.

— Так что и твой аль-Мадар не святой?

— Я не имел причины жаловаться на него.

— Потому что у тебя нечего было взять, — сказал Хасси. — Если б он догадывался, что в твоей куббе ты прячешь оружие сенусси, не думаю, чтоб я теперь с тобой разговаривал.

— Может быть, — ответил Мулей-Хари.

Тосканец посмотрел на задумавшегося графа, который не обращал внимания на успокоительный шепот Афзы.

— Что думаешь делать, граф? — спросил он. — Мне кажется, что сомнения насчет нас очевидны, и мы не можем больше полагаться на сына пустыни.

— Эти три человека беспокоят меня, — ответил магнат.

— Чего ты страшишься?

— Что бедуин послал их за спаги.

— Ты забываешь, что со спаги добрый Рибо!

— Рибо не начальник бледа. Его влияние не больше влияния Бассо. Если один из бедуинов встретит спаги, они примчатся помимо воли нашего друга. Цена за наши головы привлекает и бедуинов, и солдат, те и другие все сделают, чтобы захватить нас. Хотел бы я быть уже на Атласе, между воинственными кабилами и под защитой сенусси.

— Но мы дойдем до подошвы гор только через сорок восемь часов, — сказал Хасси.

— А за два дня многое может случиться, — прибавил граф. — Слишком еще далеко до Атласа.

— Жаль, что у нас нет крыльев, — пробормотал Энрике. Воцарилось долгое молчание, наконец Хасси сказал:

—Сорок восемь часов — много; но я надеюсь, что в это время ничего не произойдет, ведь бедуин не угрожал нам до сих пор. Будем осторожны и днем и ночью, чтобы нас не застали врасплох. Я знаю, что бедуины не выдерживают решительного отпора, даже если их много.

В эту минуту Энрике вскочил на ноги, как бы пораженный разрядом лейденской банки, и воскликнул:

— А наши бомбы!

— Какие бомбы? — спросил граф. — Ты совсем с ума сходишь.

— Папаша Хасси, сколько у тебя пороху?

— Фунтов тридцать.

— Нет ли у тебя крепкого ящика, все равно, из железа или дерева?