Уильям Кингстон - Гризли (сборник)

– Значит, Питеркин был прав! – сказал я и рассказал о том, как сбросил бочонок в воду.

– Конечно, он нам очень пригодился, хотя часть пороха и была слегка подмочена. Мы привели в порядок старый пистолет, из которого Питеркин все время стрелял свиней. Но так как мы не находили никаких следов твоей гибели на рифе, мы потеряли всякую надежду когда-нибудь снова увидеть тебя. Остров стал ненавистен нам. Мы только и жили надеждой на то, что появится корабль, могущий нас захватить с собой. Но теперь, когда ты возвратился, дорогой друг, опять все прекрасно, и я люблю этот остров больше, чем когда-либо.

Теперь, – продолжал Джек, – у меня огромное желание посетить и другие острова южных морей. В нашем распоряжении первоклассная шхуна, почему бы нам ею не воспользоваться?

– Я хотел предложить то же самое! – воскликнул Питеркин. – По-моему, не следует откладывать нашего намерения.

– Я с вами вполне согласен, ребята! Конечно, нам нужно использовать до конца все возможности. Все-таки я предложил бы вам подумать о том, чтобы пробираться к родным берегам Англии. Все, что мы видели здесь, и все пережитое нами будет прочным фундаментом для здания, которое мы должны создать. Я хочу сказать, что нам пора уже по-настоящему строить наши жизни. Конечно, коралловый остров Тихого океана отнюдь не самое лучшее место на земном шаре, чтобы здесь оставаться навсегда, – улыбаясь, сказал я. – Поэтому, мне кажется, мы должны приложить все усилия к тому, чтобы возможно скорее попасть в цивилизованную страну, где мы сможем, получив надлежащее образование, стать настоящими, честными людьми. Сейчас, как никогда, мне хочется учиться, работать, а кроме всего прочего, я мечтаю о том, чтобы повидать моих стариков, которые, наверное, совсем упали духом.

Питеркин и Джек выслушали меня с серьезными лицами. Я видел, что мои слова произвели на них впечатление и что каждый из них мысленно представляет себе свое будущее.

– Ты прав, Ральф! Мы должны были покориться судьбе и жить на этом острове, когда у нас не было никакого другого выхода. Но теперь, когда есть возможность начать борьбу за лучшее будущее, мы должны быть деятельными и не медлить ни минуты!

– Вполне с вами согласен! – со свойственной ему веселостью ответил Питеркин. – Я не умею так умно рассуждать, как ты, Ральф, и ты, Джек, но считаю, что нам пора ехать домой!

Итак, решив ехать, мы приступили к приготовлениям к отъезду.

Так как шхуна была богата всякого рода запасами, достаточными для огромной команды, то мы прибавили к ним кокосовые орехи, сливы, картофель – больше для того, чтобы подольше сохранить память о нашем острове.

Когда все было готово, мы отправились в последний раз осмотреть все те места, где протекла большая часть нашего времени. Напоследок, войдя в наше жилище, мы взяли оттуда весь свой скромный багаж, состоящий из топора, старого футляра для карандашей, сломанного телескопа, перочинного ножа, крючка, сделанного из медного кольца, и иглы. Не забыли мы также сапоги, пистолет и несколько предметов, состряпанных нами собственными силами на острове.

Все это мы доставили на шхуну в нашей маленькой лодке.

Выгравировав на деревянной дощечке:

Джек Мартин

Ральф Скиталец

Питеркин Гей,

мы повесили ее в хижине. Затем, подняв нашу лодку на борт, приступили к якорю. Это было нелегко, его вес значительно превышал то, что мы могли поднять. Провозились мы с ним довольно долго, и в конце концов пришлось прибегнуть к сложной системе моих блоков, благодаря которой и удалось его вытащить.

Дул ровный ветер. Мы, поставив паруса, медленно двинулись в путь. Берег уходил от нас в туманную даль. Заходящее солнце своими последними лучами освещало наш любимый остров. Мы легко покачивались на волнах. Уже почти не было видно вершины горы. Через несколько минут солнце и коралловый остров вместе погрузились в широкий простор Тихого океана. Мы стояли втроем на палубе. Красные отблески исчезнувшего солнца освещали наши загорелые лица.

Мы смело шли навстречу жизни, полные надежды на светлое будущее.

Кала Наг – что значит Черный Змей – сорок семь лет служил индийскому правительству всеми способами, доступными слону. Когда его поймали, ему уже минуло двадцать лет, следовательно, теперь он приближался к семидесяти годам – зрелый возраст для слона. Кала Наг помнил, как однажды на его лоб наложили большую кожаную подушку, и он вытащил орудие из глубокой грязи; это случилось до афганской войны 1842 года, когда он еще не вошел в полную силу. Мать Кала Нага – Рада-Пиари (Рада Дорогая), – пойманная в одно время с ним, раньше чем у него выпали маленькие молочные бивни, сказала ему, что слоны, которые чего-либо боятся, неминуемо попадают в беду. И Кала Наг скоро осознал справедливость ее слов, потому что, когда перед ним в первый раз разорвался снаряд, он закричал, отступил, и штыки поранили его мягкую кожу. Итак, не достигнув двадцати пяти лет, он перестал бояться чего бы то ни было, приобрел всеобщую любовь и стал считаться лучшим слоном правительства Индии; за ним ухаживали больше, чем за его собратьями. Работал он много: во время похода в Верхнюю Индию Кала Наг переносил палатки, по двести пудов палаток сразу; однажды его подняли на судно паровым краном, и в течение многих дней везли по воде; в неизвестной ему стране, где-то далеко от Индии, его заставили нести на своей спине мортиру; и там, в Магдале, он видел мертвого императора Теодора, вернулся на пароходе и, как говорили солдаты, получил право носить медаль, выбитую в честь абиссинской войны. Прошло десять лет; Кала Нага отослали в страшную страну Али-Мушед, где его собратья умирали от голода, холода, падучей болезни и солнечных ударов; позже его послали на несколько тысяч миль южнее, чтобы он таскал и складывал в громадные груды толстые стволы индийского дуба на лесных дворах Моулмена. В этом месте он чуть не убил непокорного молодого слона, отказавшегося выполнить свою долю работы.