Елена Су - Пещера Восходящего Солнца

Боля долго сопротивлялся присоединению Лёли к группе. Ему казалось, что такое хрупкое, нежное создание не выдержит нагрузку. А еще он безумно боялся, что она может оступиться, травмироваться. Он представлял совместный поход с сестрой как нечто нереальное, потому что понимал – он физически не сможет находиться с ней рядом все двадцать четыре часа в сутки, а значит не сможет помочь или предотвратить что-то страшное и непоправимое и, как ему казалось, неизбежное. От одних только мыслей наваливалась непосильная тяжесть.

Лёля затаив дыхание слушала яркий, эмоциональный рассказ брата о его первом путешествии. Она отметила, как он изменился после похода, стал взрослее, мужественнее. Ей по душе была эта перемена, и она тихо радовалась за него. Лёля боялась озвучить свое желание пойти в поход вместе с братом. Окунуться в эту атмосферу – природа, хорошая компания, – как же это здорово. Но даже заикнуться об этом не решалась. И так бы и осталась Лёля в их тесной московской квартирке, вместе с родителями и пяльцами, заправленными девственно-белым полотном, готовым к вышиванию, если бы не вмешательство Цацы. Она взяла Болю в оборот с наскока, в своей привычной манере решать все дела быстро, эффективно и в свою пользу. Она считала, что Лёле просто необходимо покинуть тепличные условия и вдохнуть жизнь полной грудью. Боля сопротивлялся как мог, и, когда иссякли все побочные аргументы, он выпалил то, что так хотел скрыть:

– Цаца, да я не переживу, если с ней что-то случится!

После недолгой паузы, во время которой она рассматривала Болю, как будто впервые его видит, Цаца произнесла:

– А с чего ты взял, что она не такая как ты, я или Вика? Она – взрослый человек, и в состоянии сама о себе позаботиться. А если и возникнет трудность – поднять рюкзак на скалу или перейти брод, или еще чего-нибудь, – язык есть, сама тебя о помощи попросит. Тем более мы не экстремалы, ничего опасного не делаем.

Боля и сам не раз пытался думать в подобном ключе, но страх, животный страх брал свое. Цаца не унималась. Одновременно вела переговоры и с Болей и с Лёлей. С Лёлей – о смелости обозначать свои желания, а с Болей – как научиться принимать сестру как взрослого, полноценного человека. Победила, конечно, Цаца.

В чем бы Цаца никому, никогда, ни под какими пытками не призналась, так это в том, что она с замиранием сердца смотрит на кошелечки, зеркальца, расчески, гигиенические помады марки «Hello, Kitty!» 33 33 «Hello, Kitty!» – персонаж японской поп-культуры, маленькая кошечка в упрощенной прорисовке. Игрушки Hello Kitty – популярные в Японии и во всём мире сувениры. . Ее завораживали эти девчоночьи штучки нежно-розового цвета. Встречая на прилавках магазинов самообслуживания милые сундучки «Hello, Kitty!» или блокнотики «Hello, Kitty!» Цаца, если была одна, с удовольствием всю эту прелесть разглядывала, ощупывала блаженно улыбаясь. Но… никогда не покупала. Если же она с кем-то делала покупки, и, катя тележку по стройным рядам супермаркета, натыкалась на что-то розовое и милое с кошечкой Kitty , то усилием воли проходила мимо. И никто не замечал, что, поворачивая в соседний ряд, она обязательно бросит тоскливый взгляд на эту полку. Да кто бы вообще мог подумать, что Цацу может интересовать такая откровенно девчачья, гламурная утварь? Ее презрительное отношение ко всякого рода «бантикам» – так она называла кричащие, подчеркнуто-женские аксессуары, – знали все. На лице появлялось дикое, брезгливое выражение, сопровождающееся передергиванием плечами, как будто ей подсунули под нос блюдо со свежими, жирными африканскими личинками и предложили отведать.

В одежде Цаца предпочитала исключительно спортивный стиль. Ей, шустрой, яркой, иногда взрывной, очень шли джинсы, майки, футболки и кроссовки. Все это приобреталось в невероятных количествах и впоследствии вываливалось из ее огромного шкафа. Цаца с шестнадцати лет сама зарабатывала себе на жизнь. К маме в Подмосковье ездила редко. Им сложно было вынести друг друга больше трех часов подряд. Безумно активная Цаца и тихая, но строгая, бескомпромиссная Нелли Викторовна негласно решили не нарушать хрупкий мир их родительско-детского общения, который прекрасно поддерживался по телефону и вдрызг разбивался при встрече. Мать и дочь могли несколько раз в день созваниваться по каким-то пустякам и нежно щебетать, обсуждая незначительные события текущего дня. Но стоило Цаце приехать домой, как мама переходила в позицию наставника и начинала учить ее жизни. От чего Цаца буквально задыхалась и, находя более-менее подходящий предлог, сбегала обратно в свою маленькую съемную московскую квартирку, где была самой себе хозяйка.