Елена Су - Пещера Восходящего Солнца

Восхождением на Роман-Кош заболели все. А Вику, Кнопу и Цацу еще и не покидала мысль о пещере, Пещере Восходящего Солнца… И началась подготовка к походу. Вика, Цаца и Кнопка имели уже все необходимое, поэтому сосредоточились на разработке меню, просчитывая все до граммов, а также инструктировали Болю и Пашу, что им необходимо приобрести из личного снаряжения. Боля даже проявил инициативу и приобрел для общего снаряжения мягкие ведра 28 28 Мягкое ведро – складное ведро вместимостью 15 литров, сделанное из прочной ткани, весом не более 200 гр. вместимостью пятнадцать литров ярко-оранжевого цвета и зачем-то моток альпинистской веревки толщиной десять миллиметров. Эта покупка удивила всех. Дело в том, что без Индейца никто не отваживался делать спуски со скал. Но следующим его приобретением стал кремень точь-в-точь как у Беара Гриллса 29 29 Беар Гриллс – известный ведущий приключенческой передачи, который высаживается во всевозможных диких местах и показывает зрителям, как можно выжить в экстремальных условиях. , причем за данным походным артефактом Боля охотился по всей Москве недели две. После этого Болю в его страстно-потребительском состоянии оставили в покое и спокойно, снисходительно, с улыбкой выслушивали его эмоциональные рассказы о посещении огромного спортивного туристического торгового центра на Речном вокзале 30 30 Речной вокзал – конечная станция Замоскворецкой линии Московского метрополитена. . Боля как инженер восхищался всевозможными прибамбасами для походов и с азартом планировал следующие покупки. Паша покупал все для двоих. Жанна только лишь хлопала в ладоши и мило улыбалась, когда он доставал из фирменного оранжевого пакетаскладной набор «Ложка. Вилка. Нож» или быстросохнущие полотенца из какой-то чудной синей ткани. Но больше всего Жанну восхитила компактная мыльница с тонкими, прозрачными как бумага листиками мыла. Оказалось, что невесомый листик, соприкоснувшись с водой, моментально превращался в пену и отлично справлялся со своей задачей.

В школе они, как и большинство близнецов, сидели за одной партой. Боля учился, а Лёля плелась за ним. Все, на что ее хватало – это внимательно и аккуратно списывать у брата домашние задания. Боля не был против, он всегда чувствовал ответственность за сестру и буквально все делал за нее. На контрольных успевал решить свой вариант и принимался за Лёлин, иногда наоборот. И после окончания школы, начав самостоятельно зарабатывать, он решал, куда ехать в отпуск, какие места посетить, какая культурная программа у них будет, а Лёля со всем соглашалась. Они были единым целым. И ощущали себя единым целым. Окружающие, даже если обращались к одному из них, все равно называли оба имени: «Боля-Лёля, ты пойдешь на футбол?», «Боля-Лёля, тебе так идет эта кофточка!». Но была и обратная сторона такого симбиоза. Они воспринимали друг друга как продолжение себя. Отсюда и упреки, критика, наставления, которыми они засыпали друг друга, как только поведение другого выходило за рамки их внутренних правил. Боля мог критиковать сестру за нерешительность, а Лёля брата за чрезмерную активность. И это были не просто наставления, а жесткие требования. Никто из них даже помыслить не мог, чтобы принять особенности друг друга как данность.

Обычно Лёля не чувствовала своих желаний отчетливо. Нет, конечно, записаться в какой-нибудь кружок, танцевать или вышивать крестиком – это ей удавалось без посторонней помощи. Но подобные увлечения были скоротечными, интерес угасал быстро и приходилось выбирать какое-либо другое из женских занятий. Острые, жгучие желания Лёле были незнакомы. А нет желаний – нет и необходимости принимать решения. И так Лёля плыла по течению. И на работу устроилась совершенно неинтересную, и обязанности выполняла абсолютно незначительные и для компании в которой трудилась, и для себя лично. Брат же был успешен в своей профессии. Инженерный труд выбрал не случайно. Ему нравилось создавать новые, сложные конструкции. И в свои двадцать два года он работал в солидной компании и был там на хорошем счету.

У Боли была одна особенность. Он не мог участвовать в серьезных разговорах, даже если чем-то желали поделиться самые близкие друзья. Он старался скрывать свое неумение адекватно реагировать на то, например, что папа Вики чудом спасся, провалившись под лед на рыбалке, или на душещипательную историю Цацы, которая разбила (с серьезными последствиями) коленку, катаясь на велосипеде в дождь по мостовой, или на уход из жизни любимой бабушки Паши, которая его воспитывала в детстве. При первых словах глаза Боли расширялись от ужаса, откуда-то из легких вылетал естественный звук, похожий «ох…», а потом лицо его маскообразно застывало, хаотично, не к месту передергиваясь различными группами лицевых мышц. Про себя в такие моменты он отчаянно желал завершения этой муки. Создавалось впечатление, если, конечно, вглядеться, что перед вами инопланетянин, напяливший кожу человека, который старается всеми силами походить на человека, а сущность его рвется наружу. И нельзя сказать, что его не трогало горе или несчастья близких и родных. Конечно, нет. Он просто боялся любого проявления сильных чувств. Ему казалось, что они как-то уж сильно обнажают его, делают беззащитным, срывая панцирь. Это с одной стороны, а с другой – шло противоречие с его жизненным кредо: «Быстрее. Позитивнее. Еще быстрее и еще позитивнее». Неприглядные, сложные стороны жизни отрицались Болей. Он старался постоянно поддерживать тот самый позитиff , а если не получалось – начинал ускоряться. Нырял с головой в какое-то дело, действие, задачу, отдаваясь этому полностью, анестезируя боль, страх, отчаяние, а время тем самым выполняло роль доктора. По той же самой причине Боля не любил мелодрамы, драмы и арт-хаусное кино. Жизнь должна быть легкой, приносить удовольствие и ты должен дарить только позитиff .