Мария Фомальгаут - КМ

– Ну что же… за встречу.

Смотрю на вино недоверчиво.

– Отравите?

Усмехается. Кажется, возмущен, но не подает вида.

– Зачем мне вас травить.

Подбираю слова, слова не подбираются, путаются, ускользают.

– Ну… враг же… хотите… избавиться… от меня…

– Друг мой, если бы я хотел от вас избавиться, я бы сделал это давным-давно. Пока вы лежали здесь…

– Здесь? А как я сюда попал?

Теперь он даже не скрывает своего возмущения.

– Это я у вас должен спрашивать, как вы сюда попали. А правда что, интересно, как вы сюда попали, охрана вдоль и поперек, а ведь как-то попали… или пропуск у вас был?

– Н-не помню.

Он хватает меня двумя пальцами за подбородок, смотрит в глаза, чувствую себя нашкодившим мальчишкой.

– Притворяетесь, или правда ничего не помните?

– Правда… не помню.

– И зачем сюда приходили, тоже не помните?

– Нет.

– Или вы убить меня приходили?

Хочу ответить – нет. Понимаю, что не могу ответить нет, понимаю, что сам не знаю, зачем пришел, и убивал я кого-нибудь раньше, или нет…

Нет.

Отбитая, отшибленная память подсказывает мне – нет. Меня убивали, было дело, но я не убивал, нет.

– Ваше здоровье, – объявляет хозяин.

Чокаемся.

Пьем.

Вернее, он пьет. Я пытаюсь проглотить вино, вино не проглатывается, выплескивается изо рта на покрывало.

Тьфу, черт…

Враг (не знаю его имени) хлопает меня по спине. Делаю еще глоток, вернее, пытаюсь сделать глоток, понимаю, что глотать мне некуда. Сплевываю вино в бокал, хозяин оторопело смотрит на меня.

Мотаю головой:

– Прошу прощения.

– Что-то не так?

Хочу ответить, что все-то не так.

– Некуда… глотать.

– Что, у вас и пищевода нет? Надо же как оно… Как же вы едите-то?

Понимаю, что не знаю, как я ем. И кто я такой…

Враг услужливо предлагает:

– Может… инъекции какие-нибудь? Капельницы?

Испуганно мотаю головой. Вспоминаются какие-то больницы, иглы, вонзенные в вену, врач качает головой – ну что я могу сказать, плохие новости у меня, осталось вам…

Ну а сколько мне осталось, и что потом было, хоть убейте, не помню. Много что было. Знать бы еще, что…

Враг резко выпрямляется.

– Что же… перейдем к делу.

Взмахиваю рукой, рука меня не слушается.

– Стоп-стоп-стоп, к какому делу, мне бы поесть сначала…

Понимаю, что нужно поесть, хоть что-нибудь, хоть как-нибудь, быть такого не может, чтобы мне вообще не нужно было есть…

– А что вы едите? От розетки, что ли, подзаряжаетесь?

Хочу усмехнуться, понимаю, что не смешно. От розетки, от розетки… Протягиваю руки к розетке, чувствую, как тело наполняется живительным теплом.

– Сработало, – говорю не столько врагу, сколько самому себе.

– Вот видите, как хорошо, а вы боялись. Решение есть всегда, нужно только его найти.

Морщусь. Не нравится мне эта его фраза, еще не знаю, почему – но не нравится. Похоже, и правда были мы с ним врагами, да еще какими, вот он мне еще ничего не сделал, а у меня уже мерзехонько так на душе, хочется дать ему по морде, тьфу, что я несу, человек мне жизнь спас, а я ему по морде дать хочу…

– А из-за чего мы поссорились?

Нет, не так.

– Почему вы мой враг?

Нет, не то.

– Я прошу прощения, если в чем-то виноват перед вами.

Тоже не то. Слишком длинно. И вообще, кто сказал, что это я перед ним виноват, может, это он…

…что он?

Припоминаю. Не припоминается. Убил моих детей. Были у меня дети? Не знаю. Увел у меня жену. Была у меня жена? Тоже не знаю. Разрушил мой дом… А вот дом у меня точно был, быть того не может, чтобы без дома, только даже припомнить не могу, какой у меня был дом, и был ли…

Но, черт побери, надо что-то спросить, что-то, что-то, знать бы еще – что…

– Ну что… – враг смотрит на меня, нехорошо смотрит, – за спасение жизни платить надо.

Вздрагиваю. Этого не ожидал, вот уж не ожидал. А как я хотел, это только в красивых сказках так бывает, герой попадает в беду, и тут кто-то добрый его спасает, приносит к себе в дом, сидит у его постели денно и нощно… А это тебе не красивая сказка, это тебе… хочу мысленно назвать себя по имени, понимаю, что не помню своего имени.

– Как меня зовут?

Нет, не то.

– Как вас зовут?

Тоже не то.

– Сколько я должен?

Вот это еще более-менее, это еще можно спросить. Не спрашиваю. Лезу в карманы, вот карманы у меня есть, даже странно, что карманы есть… а вот денег в карманах нет. И ничего, хоть мало-мальски похожего на деньги. Карандаш… нет, не карандаш, что-то похожее на не заточенный карандаш, но память – память, которой у меня больше нет – подсказывает, что это не карандаш.