Юрий Боткин: Леший. Его врагам не позавидует и карась на сковородке

© Юрий Боткин, 2017

ISBN 978-5-4490-0080-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В Иркутской области нет реки Миренга и города Миренск.

Все события и персонажи, описанные ниже, вымышлены.

Возможные совпадения с реалиями являются чисто случайными.

Повесть не представляет интереса для почитателей телешоу «Дом 2».

Хляби небесные разверзлись по самые некуда. Не иначе Господь «рамсы попутал»*, сотворив середину осени в начале июля. Дождь хлещет третий день и не видно конца мокрому небесному беспределу*.

Примечание: Если про бокс не слышал, в десанте не служил и «по фене не ботаешь», можешь каждый раз, встретив символ «*», заглядывать в Комментарии. А лучше прочитай их пару раз.

По хорошей погоде ходу с объекта* до зоны* полчаса, по сегодняшней – футбольного тайма не хватит. Колонна плетется молча, угрюмо, тут не до светской беседы. Нет-нет помянет в сердцах чью-то мать, поскользнувшийся на «сибирском асфальте» зэк, и опять унылое чваканье сотен чумазых ботинок.

Разок порадовал людей и служивых бравый старлей, начальник конвоя. Этот двухметровый сухостой, бодро шагавший во главе колонны, вдруг, как корова на льду, взбрыкнув «копытами», смачно приземлился на пятую точку. Кто-то из зэков съязвил: «Чуть не упал». Двухсотголовая многоножка взорвалась. Спецконтингент ржал в открытую и во все горло, солдатушки по-тихому, в капюшоны накидок. От души смеялись счастливчики, воочию лицезревшие афронт старшого и еще громче, прозевавшие представление.

Вопросам о самочувствии уважаемого начальника не было конца, а добрых пожеланий хватило бы на пару юбилеев Папы Римского. Отвели невольники душу, и уже не так скверно – смену отпахали, до звонка на один день меньше, впереди теплый барак, ужин, свое время. Пошли веселее.

Не смеялись двое – старлей, обтиравший пучком травы перемазанные портки, и высокий хмурый зэк, отрешенно шагавший мимо. Начкару хватило ума не лезть в бутылку. Да и мыслями он был далеко отсюда – на пару с разбитной соседкой самозабвенно, в поте лица, мастырил свежие побеги к ветвистым рогам начальника седьмого отряда, майора Швухова, заступившего на сутки дежурным по ИТК*.

О грядущем ударе судьбы ретивый Казанова не подозревал. Ничто не сулило беды, однако «Аннушка уже купила подсолнечное масло и не только купила, но даже и разлила». Про чужих баб лихому ходоку придется на время забыть. В сценарии надвигающегося катаклизма старший лейтенант значился магистральным громоотводом. Завидный рост и отсутствие надежной «крыши» должным образом тому соответствовали.

Перед самой зоной поперек пути текла небольшая, по здешним меркам, речка. Народ не знал ее географического названия. Еще в ГУЛАГовские времена какой-то сиделец из образованных прозвал ее Рубиконом, так и повелось. Для них это действительно был Рубикон – реальный, осязаемый рубеж, между треклятой зоной и вожделенной свободой. Перейти его без конвоя была и есть мечта многих тысяч бывших и нынешних каторжан.

До звонка Лехе осталось три дня, один месяц и десять лет. Для молодых такой срок сопоставим с вечностью, для стариков равнозначен пожизненному. Лехе осенью стукнет двадцать девять.

Вчера его жизнь вновь разделилась на «до и после». Если два года назад между этими временными границами образовалась пропасть в 12 лет строгого режима, пропасть чудовищных, но все же ограниченных размеров, то вчера разверзлась бездна, поглотившая напрочь былое «до», не оставив ни малейших надежд на призрачное «после».

Позади ничего кроме боли, а будущее, потеряв иной смысл, зациклилось на первоидее – найти ублюдков и загасить. Теперь живет только этим, в каждой клетке притаилась жажда мести. Готов подписать контракт хоть с богом, хоть с дьяволом – убить и умереть.

Размеры Рубикона обычно так себе, не больше Клязьмы, но сегодня его уровень поднялся метра на полтора. Некогда прозрачная, лениво текущая водичка, через которую отчетливо просматривалось песчано-каменистое дно, ныне превратилась в стремительный мутный поток, несущий на себе все, что доселе валялось по берегам.

Колонна неторопливо втягивалась на мост, сработанный еще сталинскими зэками. Деревянный семидесятилетний старожил зоны хотя и потемнел от времени, но скорее заматерел, чем состарился. Причина тому сибирское чудо – лиственница. В огне горит, в воде тонет, зато веками не гниет. По ее милости мост и сегодня без скрипа и треска выдерживает полноприводные КАМАЗы-автозаки, не говоря уже о «Газелях» и хозяйских* «японках». За свой авторитетный срок мост врос в ущелье, крепко вцепившись толстенными опорами в берега и дно реки. Пережив плеяду генсеков-коммунистов, переживет, не крякнув, десяток-другой президентов-демократов.