Эка Парф: Узник Петропавловки и четыре ветра Петербурга

Четверостишье повторялось вновь и вновь, всё отчётливее Николя слышал слова, всё глубже впивались они в его память. Чем отчётливее он осознавал, что с ним происходит, тем меньше верил в реальность происходящего. Шёпот становился всё громче. Николя не слышал собственных мыслей. Он потерялся в оглушающей пустоте, окружившей, поглотившей его, худощавого пятнадцатилетнего юношу. Казалось, поглотившей его навечно.

Николя очнулся на полу, у двери. Спина ныла, дала о себе знать пульсирующая болью шишка на голове. Он рассеянно огляделся по сторонам, затем вскочил на ноги и подбежал к окну. Резким движением он одёрнул шторы.

За окном стояла непроглядная ночь.

Из-за двери послышались шаги. Николя остолбенел. Мысль о том, что голоса могут вернуться, вынудила его сделать шаг вперед. Потом другой. Он повернул дверную ручку и вышел в коридор. Внизу, на кухне, горел свет. Мальчик тихо спустился вниз. По пути ему попалась длинная металлическая ложечка для обуви. Недолго думая, мальчик взял её с тумбы и двинул дальше. Приняв оборонительную стойку, Николя медленно прошёл к стеклянным дверям. До Николя дошли знакомые «щелчки» набора сообщения на телефоне и похрапывание старой кофемашины. Некто чувствовал себя как дома. Он не только успел заварить себе кофе, но и общался с подельниками через смс!

Сердце Николя сжалось. Желудок предательски булькнул, рискуя в тот или иной момент обнаружить их обоих.

Испугавшись ночного кошмара, Николя не думал отступать теперь. Теперь, когда все части тела его слушаются, а в руках у него настоящее оружие – лопатка для обуви!

Мальчик легонько нажал на дверную ручку и дверь отворилась. В щели дверного проёма стоял некто сто крат сильнее и могущественнее любого – даже самого потаённого – кошмара всех подростков.

– Мам? – тупо уставился он на Ирину Фёдоровну Николя.

Та вздрогнула от неожиданности и прошептала:

– Почему не спишь?

– Я думал, сюда кто-то забрался! – выдохнул мальчик.

– А, – будто очнулась Ирина Фёдоровна. – Я еду встречать папу. Думала, ты ещё спать будешь. Ты чего встал-то? Иди ложись. Ночь на дворе.

Вопреки ожиданиям матери, Николя замотал головой. Это был тот самый момент, когда подросток предпочитает семейную поездку хоть куда, к бабушке ли или сразу на Юпитер. Только бы не оставаться одному в большой тёмной квартире. Традиционно лучшим лекарством от просмотренного ужастика для Коли были сон с включённым светом и мультфильмами. Но это был не тот случай

– Так ведь ночь на дворе, – оторопел мальчик.

– Он приземляется в 5 утра, – вздохнула Ирина Фёдоровна. – А ты вообще спал?

В памяти мальчика всплыл прошлый вечер. Мама начала что-то рассказывать про папу, но ей не суждено было переговорить бабушку. Она что-то с придыханием рассказывала о мандаринах, которых им в Советском Союзе было вполне достаточно – и никаких тайских фруктов им не надо было. В этот миг мальчик окончательно потерял нить разговора с родственниками и принялся выковыривать из оливье зелёный горошек.

– Мне даже кошмары снились, – заверил он.

– Тогда поторапливайся. Нам скоро выезжать.

Николя бросил взгляд на проспект Энгельса, что недалеко от их дома превращался в Сердобольскую улицу. По обыкновению забитый автомобильной пробкой проспект пустовал, изредка по нему проезжала одинокая машинка. То ли её водитель спешил во вторую смену в один из ресторанов 24 часа, то ли торопился пересечь финскую границу, пока её не оккупировали голодные до финской форели петербуржцы.

– Пристегнись.

– Ну ма-а-ам, – запротестовал сын.

– Я сказала, пристегнись.

Нехотя, он послушался.

– Да ну мне ж не четырнадцать! – взмолил мальчик.

– Действительно. Тебе пятнадцать! – ликовала Ирина Фёдоровна.

Машина тронулась. Полоски света от фар скользили по нечищеным питерским дорогам. За год жизни в Европе любой отвыкнет от местной мороси, тяжелее этого только свыкнуться с традиционно грязными дорогами.

– Моим замшевым сапогам здесь больше не место, – кивнула Ирина Фёдоровна на дорогу впереди.

– А мы точно туда едем? – очнулся Николя, глядя в окно на пассажирском сидении. – Мы в какой аэропорт?

– Николя, – назидательно проговорила мама, – у нас один аэропорт – это Пулково.

– Но… – начал был было мальчик.

– Да, я знаю. Всего один аэропорт.

– Но всего один! Раньше я над этим не задумывался.

Губы Ирины Фёдоровны изогнулись в лёгкой улыбке.

– Свою страну начинаешь лучше понимать только после того, как увидишь другую. Я до 90-х годов и представить себе не могла другой жизни кроме той, какой жили мы тут. Я ведь и на факультет приборостроения в ИТМО пошла под влиянием того времени. Думала, вот она – профессия. Знала бы больше, пошла бы хоть на графического дизайнера, ей-богу.