Эжен Шаветт: Точильщик

– Мне нужен аббат Монтескье.

– Но, гражданин Фуше, можно подумать, что господин Монтескье разгуливает по Парижу. Отправляйтесь в Лондон, он теперь там.

– Аббат в Париже. Я уверен в этом.

– В таком случае вы осведомлены лучше меня. Да и какое мне дело до аббата!

Фуше пристально поглядел на молодого человека:

– Вы отказываетесь мне отвечать?

– Нисколько. Но, к сожалению, я ничем не могу быть вам полезен по той простой причине, что я действительно не знаю, где находится господин Монтескье.

– И вы не встречали его?

– Вы действительно считаете, что здесь, в Париже, где есть столько способов развлечься, я буду искать какого-то аббата?!

Фуше понял, что молодой человек уклоняется от его вопроса.

– Однако я слышал, что с шевалье Бералеком можно посоветоваться, – сухо возразил он.

– Но, господин Фуше, почему вы во что бы то ни стало хотите увидеть во мне делового человека? Поглядите на меня. Мне двадцать восемь лет. В продолжение шести последних лет я только и делал, что стрелял, мне надоело все это. Слава богу, сейчас наступил мир. Объявлена амнистия. Я хочу наконец-то насладиться Парижем и всем тем, что он может мне предоставить. А вы хотите меня опять втянуть в политику. Ни за что! Я хочу просто жить!

Казалось, Фуше заколебался.

Фуше встал, подошел к молодому человеку и сказал медленно и четко, делая ударения на каждом слове:

– Послушайте меня, шевалье Бералек, и хорошенько запомните все, что я скажу. В Директории решается вопрос о том, чтобы поставить меня во главе полицейского управления. На этом посту я могу оказать услуги, и немалые, тем, кто окажется в стане моих друзей. Вы меня поняли? Не так ли?

– Превосходно.

– Ну так сделайте, чтобы это поняли и другие. Например, аббат Монтескье.

– Вы непременно хотите, чтобы я искал этого аббата!

– Нет. Но вы можете встретиться с ним.

– Разве что как-нибудь случайно.

– О, в жизни случается всякое, – сказал посетитель, направляясь к выходу.

Когда Фуше уже взялся за ручку двери, Кожоль с самым беспечным видом произнес:

– Именно об этом я и думаю!

– О чем? – повернулся посетитель.

– Если тот случай, о котором вы говорите, не представится? И эта встреча не состоится?

– Так что же?

– Что тогда будет?

– Видите ли, шевалье, насколько я знаю, вы хорошо изучили женское сердце?

– Это правда.

– Ну а если вы отвергаете женщину, которая вас любит?…

– Никогда! – искренне возмутился Пьер.

– Но, допустим…

– Ну ладно.

– Что она делает после вашего отказа?

– Она мстит, – отвечал граф.

– Вы сами произнесли это, – сказал Фуше, и взгляд его стал жестким.

Не прибавив больше ни слова, он откланялся и вышел.

Не отрывая взгляда от двери, граф пробормотал:

– Ничего себе шуточку я придумал! Я хотел отвести от Ивона опасность, а, кажется, приобрел ему серьезного врага…

Но постепенно он успокоился:

– В конце концов этот Фуше знает только меня, и если аббат откажется от его услуг, то мстить он будет только мне.

В дверь легонько постучали. Она приоткрылась, и в проеме показалась угодливая фигура Жаваля.

– Чего тебе, Страус?

– Я принес письмо.

– Мне?

– Во всяком случае, когда его принесли, то назвали ваше имя.

– Но тут нет никакого имени, – сказал удивленный Пьер, вертя в руках конверт без надписи.

– Тот, кто его принес, сказал: «Передайте вашему постояльцу, молодому человеку, приехавшему из Бретани», а так как у меня нет других постояльцев…

– И я действительно из Бретани…

– Так оно вам, – заключил Жаваль.

Кожоль сломал печать.

Письмо было без подписи.

«Сегодня вечером, в десять часов, будьте перед новой калиткой „Люксембурга“».

Пьер колебался.

«Ивону или мне назначено это свидание?» – спрашивал он себя.

Жаваль же подумал, что полиция требует отчета о нем. Пьер колебался недолго.

– Иду, – прошептал он.

Ворота Люксембургского сада, носившие название «Новая калитка», выходили на безлюдную местность. Шестнадцать лет назад западная часть сада была такой же, как и теперь. Весь треугольник, составляющий в настоящее время перекресток между улицами Западной и Вожирар, был отведен под устройство балаганов, кафе и общественных гуляний. Одним словом, он должен был конкурировать со знаменитой ярмаркой Святого Лаврентия, находившейся в том же квартале.

Приступили к работе, очистили место от деревьев, но на этом и остановились. Дорога, впоследствии получившая название улицы Богоматери, не слишком пробуждала охоту строиться. Для приманки было обещано, что все дома, выстроенные возле сада, будут иметь выход в «Люксембург» с правом пользоваться им даже тогда, когда публика туда допускаться не будет. Но подрядчики не хотели заниматься этой улицей. В тысяча семьсот девяносто восьмом году на ней было только два дома со стороны улицы Вожирар.