Алексей Доброхотов: Падение в небеса, или «Все будет хорошо!»

– Когда это я у тебя чего просил?

– Ну, не просил. Так, сказал, что не плохо оно бы было. Потому, жарко. Тебя же хотел порадовать. Думал, не пойдут сегодня. Никогда ж не ходили.

– Спасибо, тебе, мыслитель. Порадовал. Здорово получилось? Контролеру, зачем хамил? – нахмурил брови маленький воспитатель.

– Ничего не хамил. Сказал только, что денег нет, – возразил парень.

– Это у нас нет? Ты, вообще, думаешь, когда говоришь? У торговца товаром – денег нет! Уржаться можно! – взмахнул собеседник маленькими ручками, – Вот он теперь едет и ржет над нами. Наверняка знал, где нас высаживает.

– Ты, сам тоже хорош. Вмешаться не мог? – выкинул Коля последний козырь.

– Вмешаться? Ты, вообще, помнишь, как, ты, с ними сцепился? – взвизгнул малыш, – Где мне тут было вмешиваться! Три остановки с ними ругался! Нас, считай, пол вагона после этого ссаживало. Хорошо милиции рядом не оказалось. Знаешь, где бы мы сейчас с тобой куковали? Это нам ещё повезло, что так вышло. В следующий раз фильтруй свой базар и шеруди рогами.

– Ладно, тебе, Палюля. Ничего страшного не произошло. На следующей уедем. С кем не бывает? – примирительно улыбнулся Коля.

– С тем не бывает, кто мозгой обладает, – зло бросил коротышка, – Кто не накачивает свои бицепсы в спортивном зале, не бегает по девчонкам, а занимается делом. Понимаешь меня? Де-лом. Это, во-первых. А во-вторых, я, тебе, говорил, чтобы, ты, больше никогда меня так не называл? – вскинул нахмуренное личико на своего рослого напарника, – Говорил?! Так вот, повторяю ещё раз: никогда не называй меня так! Понял? Мы с тобой уже давно не в школе. Три года прошло. Хватит без конца повторять эту дурацкую кликуху.

– Да, ладно, тебе. Что тут такого? Тут же нет никого. Никто не услышит, – заметил верзила, всем своим видом выражая досаду не то по поводу долгого словесного выговора, не то в виду очередного неудачного выхода к поезду не пожелавшему остановиться. На его приятном, располагающем лице даже образовалось нечто подобное хмурой тучки, от чего оно ещё более округлилось и порозовело, что, видимо, являло значительную степень смущения.

– Услышит, не услышит: какое это имеет значение? Сказано, тебе: не называй, значит – не называй. Нигде. Никогда. Запомнил? Для всех я – Дмитрий Кириллович. Это же так просто. Дмитрий Кириллович. Понятно тебе? – решительно скрестил на груди ручки маленький человечек.

– Ну, ладно, ладно. Кирилыч, так Кирилыч. Не хочешь, не буду. Называйся, как хочешь. Хоть Карлсоном, – хмыкнул парень и, посчитав на этом инцидент исчерпанным, поднял тяжелые сумки и потянул их обратно к одиноко стоящей скамейке, откуда совсем недавно, судя по всему, их взял при приближении электрички, – Только, кто будет, тебя, так называть? – вдруг, остановился, застигнутый врасплох этой внезапно посетившей его мыслью, – Ты, на себя посмотри, – обернулся на коротышку, – Какой, нафиг, из тебя Дмитрий Кириллович? Нет, конечно, ты, можешь, называть себя так. Называйся, как хочешь, если тебе это нравится. Только, другие, думаю, не сильно захотят поддерживать эту твою… как её… – нахмурился, отыскивая в голове нужное слово, – Инициативу, – обрадовался, отыскав, и поставил сумки на доски сомнительной чистоты, истерзанные вниманием скучающих пассажиров, оставивших на них острыми предметами всевозможные отметины своего томительного ожидания.

– Если, ты, будешь, то и остальные будут, – чуть ли не топнул ножкой Дмитрий Кириллович.

– Да? Ты, так думаешь? – присел Коля, нагнулся, бережно обмахнул широкой ладонью рыжую пыль с носков белоснежных кроссовок фирмы «Адидас», совершенно не гармонировавших своей новизной со старым, потрепанным спортивным костюмом отеческого производства.

* * *

– Все прекрасно понимают, что дело совсем не в росте, – подошёл к скамейке Дмитрий Кириллович, пригладив ручонками на голове свои зализанные, давно не стриженные волосёнки такого же пшеничного цвета, как и усики под носом, – Мы уже давно вышли из первобытного общества. Это тогда рост имел большое значение, поскольку определял ценность охотника. Теперь времена другие. И люди стали другими.

– Как же, другими, – тряхнул парень своими черными кудрями.

– Да, другими, – сжал кулачок маленький человечек, – Теперь знания определяют степень значимости человека. Знания, а не физическая сила. Я тебе уже говорил об этом. Помнишь? Моя теория развития информационного, постиндустриального общества? Она как раз и показывает резкое смещение вектора развития в область информационной сферы. Сила человека определяется не мускулами, и не количеством накопленных денег. Она определяется объемом освоенной информации. Не просто освоенной, а вобранной в себя, осмысленной, преломлённой через сознание. Потому что информация – это не сведения, вычитанные из книг. Информация – это закодированная энергия, выраженная символами, фразами, цифрами, образами. Раскрытие этой кодировки и дает человеку ту самую силу, которая наделяет его способностью управлять материальным миром. Вот почему знание – это сила.