Валерий Поволяев - Дымовая завеса (сборник)

Квазимодо сделал несколько крохотных шагов и понюхал Серого – нос к носу, почти прижался к псу, не боясь никаких осложнений. Дядя Ваня удивился, шумно завздыхал, засопел, стер с глаз крохотные колючие слезки.

– Надо же! – воскликнул он громко. – У Квазимоды никогда такого не случалось… Чтобы он с первого раза решил подружиться с собакой – нет, такого не было.

Потрепав пса по голове, Широков похвалил его:

– Молодец, Серый! Ты прав – маленьких нельзя обижать. Так держать!

– Слышь, земеля, – продолжил свою речь дядя Ваня, – мы можем вместе, объединенной компанией, выступать на рынке, ты с Серым, я с Квазимодой. Серому сунем в пасть корзинку, в нее будут сыпаться денежки, я их буду складывать в шляпу, а Квазимодо станет контролировать процесс и привлекать клиентов плакатом «Подайте на пропитание двум обнищавшим членам ООН!» А? Хорошая мысля?

– Хорошая. Только я, дядя Ваня, все-таки попробую найти работу. А вдруг?

– Никаких «вдруг» не будет, не надейся, земеля. «Вдруг» может быть в Махачкале, в Баку, в Москве с Питером, в Бердичеве со Жмеринкой, но только не у нас. Такова наша доля…

Незаметно, будто бы подкравшись со спины, пришла зима. Из недалеких степей принеслись ветры. Здешние ветры – злые, студеные, они дули тут и в старину, во времена Стеньки Разина, и еще раньше, и с тех пор не менялись, могли в степи налететь на человека, сбить его с ног, накрыть сугробом и не выпустить из плена. Более того – могли легко свалить лошадь.

С ветрами принесся и колючий, хрустящий, как речной песок, снег, засыпал, заровнял все канавы и ухабы на дорогах, поразбрасывал в разные стороны полоротых ворон, загнал в норы лисиц и волков, принарядил улицы их небольшого города – все кругом стало белым, праздничным.

Белый цвет всегда рождал в душе человека возвышенные чувства, надежду, наделял жизнь торжественностью, люди ощущали невольный подъем, – ощутил такой подъем и Широков, у него неожиданно возникло чувство, что все в его дальнейшей жизни должно сложиться так, как обычно складывается у всякого другого человека… А у нормального человека беды чередуются с удачами, черный колер с белым, сладкое с горьким, глубокое с мелким, радость с печалью, победы с поражениями, – в общем, все плотно, тесно перемешано, сбито в одну творожную кучу. Из таких вещей и состоит наша жизнь.

Серый часто задирал голову, чуткими дульцами ноздрей ловил запахи, приносящиеся из степи, начинавшейся за крайними домами их города, прислушивался к звукам, приходящим оттуда, и иногда жалобно скулил. Тихо, затяжно, с горькими нотками.

Было понятно, что когда-то он, – возможно, в щенячью пору, – жил в степи, гонял с пастухами овечьи отары, приставал к верблюдам и лошадям, облаивал незнакомых зверей, но в споры с ним не вступал, цеплял зубами баранов за курдюки и думал, что такая вольная жизнь будет у него всегда.

Но что-то в этой собачьей судьбе не срослось, поехало в сторону, криво, в жизни его появился новый хозяин – не самый лучшей породы человек, который и приволок Серого на собачью бойню. Не окажись Широков случайно в том галдящем загоне и не купи окровавленного Серого по цене «вторсырья» – вряд ли бы пес вылез из той передряги.

Но – повезло. Хорошо, что в жизни иногда возникают положительные «но», не все «но» – отрицательные.

Вышел утром Широков из дома, потянулся, разминая суставы, видит – Серый сидит у забора и сквозь щели в планках внимательно рассматривает пространство. Широков нагнулся над Серым, пытаясь засечь, что же тому видно, наклонил голову понимающе: заборная щель выходила точно на прогал, образованный стенами двух домов, а сквозь прогал была видна заснеженная степь.

– Эх, Серый, Серый… – только и смог сказать Широков.

А что еще он мог сказать? Пообещать, что и на его улице будет праздник, и он его обязательно разделит с Серым? А если этот праздник не придет? Он ведь действительно может не прийти, если дорогу к свету, мерцающему в конце тоннеля, перекроют разные Бузовские, человечьи и собачьи…

Белая полоска степи, уходящая вдаль, в безбрежное пространство, влекла к себе пса – ведь где-то там, в далеком-далеке остались люди, которые были дороги Серому…

Вот только где они остались, кто скажет?

– Не надо, Серый, – попросил Широков собаку, – не тоскуй… Перетерпи.

Серый покосился на человека, в горле у него задребезжал и тут же утих свинец – пес все понимал, только сказать ничего не мог.

– В степи мы с тобой побываем обязательно, – сказал ему Широков, подчеркнул, усилив голос, – обязательно побываем! – Пообещал: – Вдруг чего-нибудь найдем? Или кого-нибудь… А?