Елена Ворон - Зеркала и галактики

Какие слова нашла мать, чтобы они перевесили Руби? Представить себе невозможно. Разве что мать наложила на Сону тайное княжеское заклятие? Дэсс готов был отправиться за вторым Руби, но Касс пригрозил, что доложит отцу, а тот вышлет погоню. Смирившийся Дэсс обещал, что в Долину Черной Смерти не пойдет, и тогда Касс принес флакончик драгоценных заморских духов – один из подарков, приготовленных для будущей жены. С этим флакончиком Дэсс и двинулся к Соне.

Ее не было под кустом огневки, где они прежде встречались. Ее не было и в опустевшем, подчистую выбранном красничнике – лишь пожилой отец возился, вырезал засыхающие ветки. Не оказалось Соны и на каменной скамеечке под пальцелисткой у дома. Раскидистые ветви с нежными «пальцами» затрепетали, почуяв присутствие Дэсса, и потянулись к нему, когда он застыл у входа с плетенной из травы занавеской. В доме было на удивление тихо – ни голосов, ни шагов занятых работой женщин, ни привычного посвиста домашней поскакушки. Она-то почему замолчала? Княжич не решился звать Сону и шагнул в прохладную полутьму чужого жилища. Поскакушка сидела, нахохлившись, в углу первой комнаты – жалкий пучок рыжих перьев, совсем не похожий на жизнерадостную домашнюю любимицу. Дэсс прислушался, пригляделся, принюхался. И безошибочно определил путь к комнатам Соны.

Он пробрался каменным коридором, где на стенах не было обычной для СерИвов резьбы, но висели красивые вещи, плетенные из сухой травы и разноцветных прутьев. Казалось, они помнили прикосновение ловких Сониных пальцев, тепло ее узких ладоней. У одного из входов, что был завешен плотной тканью, в воздухе плавал светящийся красноватый шар. Дэсс отродясь таких красноватых не видел; в легендах говорилось, что шары краснеют к большому горю. Он приподнял тяжелую ткань и заглянул в комнату.

У самого пола тлели два отяжелевших темно-красных шара. Сона лежала на постели, укрытая пуховой периной. Поверх нее виднелись тонкие руки, хрупкие плечи и запрокинутое к каменному своду лицо. От закрытых глаз тянулись вниз полоски мокрой шерсти – Сона плакала. Рядом стоял кувшин с водой, словно для того, чтобы Сона могла пить и плакать, плакать и снова пить.

Легче ночного ветерка, княжич скользнул внутрь и опустился на плетеный коврик у постели.

– Сона, – он положил ладонь на руку любимой, с испугом ощутил, какой горячей стала ее шерсть. – Я пришел. Прости меня.

Она открыла глаза. Из них выкатились новые слезинки. Сона повернула голову и глянула на Дэсса, словно не узнавая.

– Прости, – повторил он, хотя СерИвы никогда не просят дважды.

Она дернулась, желая высвободить руку из-под его ладони. Дэсс не позволил, крепче сжал ее тонкие пальцы.

– Сона, я был дураком и всему поверил. Но я хочу привести тебя в замок женой…

– Уходи, – прошептала она. – Дэсс! Любимый мой… Уходи скорей!

– Отчего ты меня гонишь?

– Посмотри…

Он не мог понять, на что смотреть. Сона тыкала подбородком себе в плечо, однако в красноватом свете придавленных горем, меркнущих шаров Дэсс ничего не мог разглядеть. Шерсть и шерсть – любимая, Сонина. Быть может, слегка потускневшая, но и только.

– Видишь? – слабым голосом спрашивала Сона. – Ты видишь?

– Нет, – признался он честно. – Подумаешь, хворь завелась! Я отнесу тебя в замок. Наш лекарь посмотрит и вылечит.

– Дэсс… – из помутневших глаз катились слезы. – Не трогай меня… заразишься… Это лун… лунная лихорадка!

Княжич не отшатнулся. Одному Ханимуну ведомо, чего ему стоило не отпрыгнуть и не кинуться вон. Он наконец разглядел-таки беловатые волоски на плече у любимой. И несколько светлых волосков над глазами, а левое ухо было ими покрыто сплошь. Да: это лунная лихорадка, от которой спасения нет. Вскоре Сона побелеет вся, потом шерсть осыплется, и Сона умрет.

– Ханимун меня покарал, – прошептала она. – Уходи, я прошу. Дэсс, я любила тебя… как любят только бездетные… тебя и наших не рожденных детей… Уходи! Твоя мать… она хочет тебе добра. Ты найдешь другую женщину… пусть у нее будет серая шерсть… в память обо мне. Да уходи же наконец! Заболеешь! Счастье ты мое… быстрый горный ветер… звон серебряных звезд…

– Уходи, – услышал Дэсс голос за спиной. – Не мучай ее.

Он оглянулся. У входа стояла мать Соны – усталая, сильно постаревшая.

– Иди домой, – повторила она. – И прости нас с Соной.

Дэсс вынул припрятанный в складках одежды пузырек, поставил на каменную полочку в изголовье постели. Сам удивился, как вспомнил про флакон.