Дмитрий Резаев - Сын ворона

– Я обращаюсь к сильным мира сего, к защитникам веры! Когда заблудшие руяне будут возвращены в лоно церкви? Ведь каждый день души невинных людей отправляются в геенну огненную, потому что лишены святого причастия и покаяния. Я взываю к вашему милосердию и призываю вас взять в руки меч! И этим мечом смести все преграды, которые мешают спасению руянов. Верните заблудших овец в хлев. Не оставляйте их на растерзание языческим богам, которые суть слуги сатаны. Сколько еще вы будете медлить?!

Взоры всех присутствующих обратились на императора Конрада. Он смотрел прямо, мимо епископа на изображение Спасителя на витраже. Солнечные лучи, преломляясь сквозь стекло, образовывали вокруг его головы сияние.

Все ждали, слова императора. И в этот момент двери в собор с треском распахнулись. Головы поворотились от алтаря к выходу.

В собор широким шагом вошел Манфред. Его взгляд был полон решимости. Манфред был облачен в доспехи. На боку висел меч. Это было странным. Войти с оружием в церковь? Люди застыли в ожидании. Не обращая внимания на поспешно расступающихся перед ним людей, Манфред направился прямиком к епископу.

Епископ не мог скрыть изумления. Он не знал, что сказать: обрушиться на невежу с обвинениями в святотатстве или подождать? Альберт посмотрел на императора, ожидая подсказки, но лицо Конрада оставалось непроницаемым.

– Святой отец, – обратился рыцарь к епископу, – я хотел бы дать священный обет, – на мгновение он обернулся к остальным, – в присутствии этих благородных мужей.

На этот раз император Конрад едва заметно кивнул епископу.

– Ты можешь сделать это. Но хорошо ли ты обдумал последствия?

– Последствия меня не страшат.

Епископ важно кивнул:

– Тогда приступай.

Манфред со звоном обнажил меч. Толпа ахнула. Голос Манфреда отразился от стен и сводов в наступившей тишине.

– Перед лицом Господа нашего Иисуса Христа, в присутствии императора Священной Римской империи Конрада Великого и герцогов Адальберта, Альбрехта и Оттона на этом мече и своей кровью…

Манфред тряхнул левой рукой, сбросил перчатку и закатал рукав камзола, а затем провел лезвием по предплечью, из пореза брызнула кровь, но Манфред даже не поморщился, явно не чувствуя боли. Кровь закапала на пол, и толпа снова ахнула.

А Манфред продолжил:

– … клянусь, что не будет мне покоя, пока я не отправлю в ад черную душу разбойника Роарга и всех, кого найду на острове Руя. Пока не изрублю их тела на куски и не скормлю собакам.

Манфред опустился перед Епископом на колени, опираясь на меч, который держал перед собой острием вниз. По мечу все еще текла струйка крови.

– Принимаешь ли ты мой обет, святой отец?

Епископ осенил Манфреда крестом, а затем обратился ко всем собравшимся:

– И сказал Иисус: «Не думайте, что я пришел принести мир на землю, не мир пришел я принести, но меч!» Благословляю тебя, сын мой. Ступай и порази язычников!

Толпа разразилась приветственными криками. Но Манфред, казалась, ничего не слышал и никого не видел, погруженный в свои черные мысли. Он заставил себя прийти сюда и дать обет на глазах у всех тех, он был уверен в этом, кто смеется над ним за его спиной, рассказывая, как Роарг увел у него из-под носа свадебный выкуп. Этим он взращивал в себе ярость, пестовал ее, раздувал пламя гнева, давал ему сожрать себя изнутри, чтобы превратиться в огромный пылающий костер.

Манфред поднялся с колен и вложил меч в ножны. К нему подошел император. Он обнял его за плечи:

– Я помогу тебе, дуг мой. Возьмешь людей, сколько посчитаешь нужным.

Манфред посмотрел на императора, как будто увидел его только что. Он часто заморгал, стараясь понять, где он находится и с кем говорит. Такое бывало с Манфредом, когда он терял власть над собой.

– Нет! – твердо ответил он.

Император вскинул брови:

– Ты отказываешь от моей помощи?!

По толпе прошел осуждающий ропот.

– Для меня большая честь уже одно то, что помощь предложена. Это утроит мои силы. Но помощь мне не нужна. Я должен лично расправиться с разбойником.

Императору эти слова не понравились. Честно говоря, помощь он предполагал предоставить символическую, но дело тут было не только в отказе.

– Надеюсь, друг мой, тобой движет не личная месть, не желание поквитаться с обидчиком, а стремление направить язычников на путь истинный, а тех, кто откажется идти по истинному пути отправить туда, где им самое место – в ад.

Манфред огляделся по сторонам, увидел лица людей, которые еще были под впечатлением проповеди, и, наконец, понял, что тут происходит. Все приняли его обет, как естественное продолжение проповеди, а епископ должно быть опять обрушился на язычников.