Дмитрий Резаев - Сын ворона

– Роарг!

Но Роарг не слышал его.

Вагр не отставал:

– Радомир не смирится с тем, что почти перестал быть вождем.

Роарг, наконец, заметил его. Он неохотно оторвался от портрета:

– Ты не заешь, кто это?

Вагр мельком посмотрел на портрет:

– Альмейда. Та самая, у которой ты украл вено.

– Та самая? О красоте которой все говорят?

– Да. Да. – раздраженно подтвердил Роарг. – Все ее называют не иначе как «Наше Солнышко».

Роарг спрятал портрет за пазуху и пошел к остальным, тем паче, что погрузку уже закончили.

– Ты не ответил мне.

Рораг остановился:

– О чем?

– О Радомире. О том, кто теперь будет вождем.

– Он мой отец. – На лице Роарга снова появилась безмятежная улыбка, которую Вагр почти ненавидел. – Все! Отплываем.

Воины Роарга в боевом порядке начинают запрыгивать в лодку.

Примерно в тоже время, когда Вагр обрушил на головы стражников дождь из лягушек, Альмейда подбивала Агату помочь ей сбежать из замка.

– Как ты не понимаешь?! – горячилась Альмейда. – Завтра утром прибудет выкуп Манфреда, отец его примет, и я окажусь в лапах этого чудовища.

Агата поджала губы:

– На все воля божья, госпожа. Супружество – это долг каждой девушки. Девушка должна быть покорной мужу.

Альмейда злилась, но старалась вести себя с Агатой ласково:

– Агата, ты ведь не служанка мне, ты моя подруга, почти сестра. Неужели ты хочешь мне зла? Неужели ты хочешь, чтобы однажды он убил меня? Или сбросил со стены замка в ров? Или сделал что-нибудь еще похуже?

– Господь с вами, что вы такое говорите?!

– Он ведь и тебя чуть не убил! Ты мне сама рассказывала.

Агата закусила губу, к горлу подкатила тошнота, как только она вспомнила дыхание Манфреда на своем лицо и боль, которую причиняли толстые пальцы, сжавшие ее грудь (синяк до сих пор остался!). Но Агата была в отличие от Альмейде девушкой рассудительной и не склонной к душевным порывам. Как и многие люди ее положения, она обладала значительным житейским опытом и хорошо понимала, что ей грозит, когда бегство будет обнаружено. Розги на конюшне – это полбеды. Учитывая финансовое положение Дитмара, скорее всего, ее продадут сарацинскому работорговцу, и остаток жизни она проведет свою жизнь среди неверных, навеки потеряв свою бессмертную душу.

– Нет, госпожа! Даже не просите.

Альмейда не могла скрыть своей досады. Она встала, подошла к окну, но вид центральной площади замка, по которой сновали люди, которые, как ей казалось, были вольны делать все, что захотят, только укрепило ее желание сбежать. Но как это сделать?

– Агата, ты же наверняка знаешь потайные ходы из замка?

Конечно, Агата знала. Именно по этому ходу, который начинался сразу за кухней, она бегала к своему любовнику-мельнику. Но признаваться в этом ей совсем не хотелось.

– Даже если бы знала – не сказала бы!

Агата поняла, что взывать к сочувствию бесполезно и решила сменить тактику.

– Помнишь мой браслет с ящеркой?

Глаза Агаты вспыхнули, как камень, давший ей имя. Браслет был чудом! Ящерка, как живая обвивала запястье и смотрела на хозяйку зелеными изумрудами. У Агаты даже перехватило дыхание. Это было искушение, которому она не могла сопротивляться. Да и какая девушка смогла бы? Агата мгновенно забыла и о розгах на конюшне и о сарацинских работорговцах.

Альмейда достала свою шкатулку с драгоценностями, открыла ее и достала браслет, который призывно сверкнул в лучах солнца. Она надела его на запястье и придирчиво осмотрела.

– Он мне велик, болтается на руке, – она тряхнула рукой. Браслет и впрямь был великоват.

– А тебе будет в самый раз, – продолжала Альмейда искушать Агату. – Я давно хотела тебе его подарить. Негоже хорошей вещи покоится в шкатулке, где никто не сможет насладиться ее красотой.

Здесь она намекала одновременно и на себя, сравнивая замужество с запертой шкатулкой. Но вряд ли Агата поняла намек. Ее взгляд был прикован к браслету.

Альмейда сняла браслет и повертела его в руках. Агата невольно потянулась к нему, но Альмейда быстро спрятала его на место.

– Вот только не знала, за что тебе его подарить. Ведь награда должна даваться за заслуги, а не просто так, как ты считаешь?

Агата не выдержала:

– Хорошо, госпожа! Я покажу… Но только потому, что этот Манфред сущий дьявол! Погибель для христианской души! Но только никто не должен видеть, как я вас вывожу из замка. Кухарки болтливы. Я не хочу, чтобы господин Дитмар продал меня сарацинам.