Александр Шкуратов - Фантасма. Повести и рассказы

– Ничего не напутал? – прочитывая написанное, спросила Морозова, – ведь ты же спишь.

– Нет, всё точно, буду ждать от тебя письма, с нетерпением. Самсонов поймал её руку.

– Можно поцеловать?

– Целуй, писатель, сколько угодно, если мои руки этого заслуживают.

– Почему они такие холодные? – поцеловав два раза, удивлённо спросил он.

– Я потомок снежных людей, так мне говорила моя мама, а у снежных людей всегда руки холодные.

Она наполнила стаканы и отломила кусок ливерной колбасы.

– Я «Школьницей» закушу, – отказался от колбасы Виктор Сергеевич.

А тем временем на кровати смачно похрапывала его вторая половина.

– А вы пили когда-нибудь на брудершафт? – осторожно спросил Самсонов.

– Да, пила, два раза. Один раз с Кобзоном, а другой с Кругловым.

– Это, который певец? Первый-то?

– Да, он самый, Иосиф. А второй – настройщик пианино из Кемерово, тоже хороший парень.

– Так давай на брудершафт, с Самсоновым, – предложил Самсонов.

– Давай.

Они приняли необходимые позы для исполнения брудершафта и с большим удовольствием выпили. Виктор Сергеевич хотел, было, высвободить руку, но Морозова вспомнила, что надо обязательно поцеловаться, иначе брудершафт будет не действительным. Она первая потянулась к нему для поцелуя. Он покраснел, застыдился, стал лепетать, что у него нет опыта в этих делах, но та, почти сердито сказала, что целоваться надо обязательно при брудершафте. Поцелуй длился «целую вечность», где-то около минуты. Когда Самсонов с трудом оторвался от её прохладных губ, она мечтательно произнесла:

– Какая всё-таки у тебя Клава счастливая женщина. Твои огненные губы прямо кровь зажигают. Вот чувствуешь, как моё тело загорелось?

Она взяла его руку и приложила к своему животу.

– Чувствуешь, а? Чувствуешь, как горит?

Виктор Сергеевич сосредоточился, пытаясь прочувствовать всё, коль уж представилась такая возможность. Он то холодел, то обливался жарким потом, его даже слегка знобило от внезапно подступившего возбуждения.

– Чувствую, – выдавил он из себя. – Тёплый вроде бы… живот-то.

При этом, вторая его половина в постели блаженно улыбалась во сне.

– Давай допьём и спустимся ко мне. Попросим Феоктиста, чтоб спел нам что-нибудь под настроение.

– Прямо так? – Самсонов показал на свой внешний вид.

– Прямо так. Чего здесь такого, на пляже их вон сколько голышом ходят, а нас только двое, ты да я. И к тому же, мы дома, – убедила его Морозова.

– На брудершафт больше не будем, – разливая оставшуюся настойку в стаканы и опуская глаза, предупредил он. – Я целоваться не умею. —

Выпили без брудершафта, как обычно.

– Ну, пошли, писатель. Гаси лампу.

– Я сигареты возьму?

– Обязательно, и колбасу для Феоктиста прихвати.

Они вышли в прохладную ночь, а вторая его половина в постели, съёжившись, подтягивала к подбородку одеяло.

– А совсем не холодно, – прошептал Самсонов, нащупывая босыми ногами ступеньки лестницы.

– Это потому, что ты во сне, – объяснила Снежана.

– А разве ты не во сне? – удивился он.

– Конечно, нет. У меня нет никакой второй половины, как у тебя. Сейчас сам убедишься. Я не раздваиваюсь.

– Странно, ведь ты не была вчера такой красивой, как сейчас.

– Я же тебе говорила, он просто не мог меня увидеть и понять, что свойственно для близорукого мужичка. И запомни, ты – это не он, а он – это не ты.

– Но разве можно во сне встречаться с настоящими людьми? Я же ведь сплю…

– Иметь контакты с реальными людьми куда интереснее, нежели с нереальными. Что ж это за сон, когда в нём всё нереально. Сон надо проживать так же, как и жизнь. Зачем терять драгоценное время. Порою, жить во сне куда интереснее. Можно делать всё, что твоей душе угодно, и никто твои поступки не осудит. Вот ты идёшь со мной в трусах и майке, думаешь, твоя Клавдия тебя осудит за это? Нет. Не осудит, потому, что ты во сне, а не наяву. Смотри, не оступись, здесь ступенька прогнила.

Они вошли в её комнату и включили свет. Виктор Сергеевич поразился большому количеству фотографий на всех стенах.

– Много фотографий? Объясняю. Это люди, которых я, можно сказать, спасла, вернула им чувство Реальности, – заметив его удивление, объяснила Морозова.

То, что в комнате было уютно, он заметил сразу. Она усадила гостя на диван и угостила его большим румяным яблоком. Самсонов с хрустом откусил и энергично задвигал челюстями.

– Вкусно? – спросила она.

– Как мёд. – С полным ртом, жуя, ответил тот.