– Какие ты слова знаешь интересные… Где учился-то?
– Вау! (Мама с папой учили и на примере показывали. А вы, люди, разве не таким способом мышей едите?)
– Признаюсь по секрету: мы вообще мышей не едим!
– Вау! (Это почему же? Вкуснее жирного мыша нет ничего на свете!)
– Н-ну… видишь ли… у нас несколько иное представление о том, что вкусно и что нет.
– Вау! (Уже заметил. Нет, чтобы мясо сырым съесть, вы его сначала нагреваете, а когда оно всякий вкус потеряет и станет как тряпка, тогда едите. Непонятно всё это, не по-нашему.)
– Уважаемый Черныш! Я постараюсь донести до своего народа все способы охоты и манеру жизни твоего народа. А пока держи кусок сырого мяса. И спасибо за урок!
А тут и дождь перестал. Сквозь разрывы в облаках стало видно синеву.
Боже мой, какая радость!
Какая это радость – синее небо!
Даже клочок синего неба – какая это радость!
Нельзя жить без неба. Глаза сами вверх тянутся. За ними душа.
Небо – это вечное утро. Кто, глядя на небо, не вспомнил детство своё?
Далёкие предки Гарта, первые охотники, наверное, так думали:
«Вон там облака. За облаками – вечная синева.
А за синевой – тоже всё на крови?
На боли, на горечи стоит?»
Черныш уже без страха забрался под крышу и принялся с увлечением грызть кость. А Сашка почувствовал прилив силы в душе. Опять он хозяин. Опять есть у него домашнее животное, о котором надо заботиться и которое даст знать о приближении врага.
Кстати, о врагах: арбалет-то под дождём оставил!
Тетива на нём намокла и провисла: не выстрелить!
Вот разгильдяй, так разгильдяй! А если «босой» появится, опять в него головнями швырять?
Крайне недовольный собой, Гарт подсунул своё оружие поближе к струе дыма: часа через два-три опять будет в норме.
Тут закипел олений бульон в кастрюле, и охотник сел завтракать.
Не завтрак, а пир!
Есть хлеб. Лепёшка на соде.
«Вот ты, Черныш, утверждаешь, что самая вкуснятина – это толстый, жирный лемминг. А по мне, так ничего вкуснее горячего оленьего бульона с чёрствой лепёшкой!»
– Хочешь кусочек? – сказал Сашка Александросу с набитым ртом.
– Опять дразнишься? Ты лучше вспомни, какой ветер дул в те три дня пока ты болел.
– Три? На мой счёт – два.
– На мой – три. Ветер вспомнил?
– Как не вспомнить! Южак. И теплынь была, – оводы и трясогузки появились.
– Оводы нам ни к чему. Южак – это на полрумба круче к берегу волны ложатся, по-другому ил-песок намывают.
И размывают.
– Что-то не врублюсь… при чём тут «размывают»?
– Вот. А обижаешься, когда тебе на позднее зажигание указывают!
– Но-но, полегче! А тупице пальцем покажи!
– Ты на берег давно ходил?
– Вчера. Воду брал, в суп добавить.
– И ничего не заметил?
– Заметил. Лёд растаял.
– Глазастый, прям страсть… А подо льдом ты ничего не оставил?
– А-а-а! – кусок застрял у Сашки в горле. – Там кормилец мой!
– Я думаю, не мешало бы глянуть.
– Спасибо, Сашок, бегу!
Плотик качался на лёгкой волне у самого берега. Гарт скинул с ног свои «птичьи перья» и сиганул на влажные брёвна.
Пара гребков веслом – и вот он камень, за который он ухватился тогда, пропуская над головой волну.
А чуть дальше – чёрная палочка под водой.
Ствол.
И неотличимое от песка рифлёное цевьё карабина, укороченной охотничьей винтовки.
На глубине меньше метра.
Веслом он отодвинул ствол в сторону и, когда показался плечевой ремень, просунул в петлю конец весла и поднял своё оружие на плотик.
И ног не замочил!
На берегу Гарт поцеловал карабин в солёное мокрое ложе и прижал его к груди.
«Боже мой! Опять я стал полноценным мужчиной, работником великой тундры. Добытчик и охранник мой у меня в руках!
Спасибо тебе, Александрос!»
Вынул затвор, – всё в песке. В стволе ил.
Открыл магазин – пять патронов выпали на ладонь.
И тут всё в грязи, но с каким удовольствием будет он сейчас чистить-блистить своего друга и добытчика!
Грязь из ствола винтовки Гарт осторожно удалил «амелиневой» проволочкой и промыл его кипятком. Смазал изнутри остатками солярки, хоть оно и нельзя – соляркой.
И разобрал, промыл, прочистил.
И положил карабин на камень сушиться.
И патроны рядом. Пять тяжёлых жёлтых патронов.
Затем занялся делом. Вскипятил морскую воду в кастрюле, окунал в неё нарезанное тонкими ломтями оленье мясо и развешивал сушиться.
И всё нет-нет да и глянет на карабин.
И всё не верил счастью великому.
Читать дальше