Олег Солдатов - Парус манит ветер

Старик налил себе чаю и отхлебнул.

– Да что говорить. Твари. Самые хорошие вещи из гардероба утащили, – он успокоился и сел за стол. – Ну, да ладно. Дурачье. Обидно. Дело-то интересное.

Юноше стало жаль студию, жаль тот вечер с танцами, вином и поцелуями. Он взял в руки гитару и, перебирая аккорды, решил, что пришел зря.

– Послушай, – оживился старик, и глаза его потеплели. – Так ты на гитаре играешь?

– Чуть-чуть играю.

– Вот хорошо-то! А я тут, знаешь, хе-хе, стихи пишу. Может, их как-нибудь на музыку положить?

– Давайте попробуем, – пожал плечами юноша.

Старик раскрыл пухлую обшарпанную папку, достал исписанные листы, нервно кашлянул и протянул один листок юноше.

– На вот тебе экземпляр.

Юноша взял несколько аккордов на гитаре.

– По-моему, хорошо, – заключил он. – И мелодия есть. Представьте нищего с шарманкой.

Он заиграл, поглядывая в бумажку и напевая слова.

– Класс! – восторженно зарычал старик. – Просто класс! У меня стихов много! Создадим ансамбль! Пойдем на телевидение! Прославимся!..

Выбрали день и пошли.

Случилось это в феврале, когда снег на Гоголевском бульваре лежал высокими темными сугробами.

В телецентре было многолюдно. Толчею усугубляла невероятная теснота помещения, в котором волновались, ожидая своей очереди, все желающие сниматься. Здесь были дети и взрослые, таинственные личности, целители и колдуны, бизнесмены и политики, собаки и кошки со своими хозяевами, бродячие поэты, певцы, танцоры, музыканты и бог еще ведает кто, словом, такое пестрое общество, какое может встретиться только в цирке, и более нигде.

– У вас что? – спросил их шустрый блондин, вынырнув неизвестно откуда.

– Здравствуйте, – широко улыбнулся старик.

– Ну здравствуйте, – равнодушно ответил блондин и скрылся за дверью.

Его место заняла густо накрашенная девица, на лице которой косметика лежала такими плотными слоями, что соскоблить ее казалось столь же проблематично, как откопать Трою.

– Мы хотели вам песенку спеть, – объяснил старик. – Можно?

– Вы записывались? – строго спросила девица. – У нас только по записи.

– Нет. Вы понимаете, мы с концерта, и вот зашли, по дороге, – ласково соврал старик, поправляя бабочку.

– Ну, ладно, пойте, – холодно позволила девица.

Прождав два с лишним часа, томясь бездельем и волнуясь, старик и юноша попали в студию, где на них направили свет, прикрепили к одежде микрофоны и, наведя жерло телекамеры, разрешили петь.

Студия размещалась в небольшом вытянутом помещении с низким потолком и узкими стенами. В глубине, у дальней стены, стоял широкий кожаный диван. Ближе к съемочной площадке размещался оператор и усталыми, покрасневшими глазами безразлично взирал на происходящее вокруг. Слева от него, перед небольшим монитором, располагалась редакторша, а еще левее, окруженный нагромождением пультов и стоек, находился звукооператор – тот самый блондин, который первым встретился старику.

– У вас одна минута, – строго предупредила их девица-редактор. – Репетируем.

Старик и юноша переглянулись, юноша дрожащими пальцами дернул струны и, с трудом шевеля одеревеневшими губами, пропел первую строчку. Старик зычно подхватил со второй. Первый раз спели без ошибок.

– Лишних десять секунд, – недовольно нахмурилась девица.

– Да ладно, пускай, – неожиданно заступился блондин. – Ну, пусть поют.

– Ничего не «ладно»! – разозлилась девица. – Тебе все равно, а мне отвечать!

Но тут дверь распахнулась, и в студию стремительно влетел высокий брюнет в клетчатом пиджаке.

– Привет, – развязно поздоровался он со всеми. – Как дела?

Не дожидаясь ответа, он направился к накрашенной девице и, обняв ее за талию, увлек на диван. Девица не сопротивлялась.

– Ну что, пишем? – спросил блондин, повернувшись к дивану.

– Пиши, – сдалась девица, игриво забыв о принципах.

– Подождите! – Молодец в клетчатом пиджаке вдруг вскинул голову, хитро прищурился и, поглядев на старика и юношу, заявил: – Я тоже снимусь!

Вскочив с дивана, он принялся рыться в куче пыльного реквизита, сваленного в углу.

– О! То, что надо! – воскликнул он, выудив из груды тряпья белокурый женский парик.

Водрузив его на голову, он улегся на авансцене в ногах у старика и, подперев рукой голову, скомандовал:

– Давайте!

Молчаливый оператор ткнул пальцем в объектив.

– Зритель здесь. Когда поете, смотреть в камеру. И не разбегайтесь. Ближе друг к другу.

Старик заметно помрачнел.