Александр Михайлович Гиневский
Парусам нужен ветер
РЕБЯТА!
Перед вами первая книжка писателя Александра Гиневского. Сейчас вы начнёте её читать.
Вы прочитаете о Вовке.
Очень много у него своих, мальчишечьих дел. Очень много нужно успеть за день, а день-то такой короткий!.. Кое-что Вовка успевает сделать, кое-что не успевает. А иногда попадает в такие приключения, что… но об этих приключениях вы сейчас и прочтёте. Нет смысла их пересказывать.
Вовка ещё маленький. Хорошо, что рядом с ним взрослые. И очень хорошо, что они понимают Вовку и не кричат: «Этого делать нельзя!»
В книжке дети и взрослые живут очень дружно. Это потому, что сам Гиневский любит ребят, дружит с ними, хорошо понимает их и интересно про них пишет.
Н. Внуков
Трамвай идёт в парк
Мы с папой были в гостях у дяди Пети. Уже вечер наступил, а дядя Петя с папой всё разговаривают и разговаривают. Прямо непонятно: откуда они столько слов знают?
Я сидел на диване, слушал, слушал их и заснул.
Просыпаюсь, смотрю: на мне что-то мягкое и тёплое. Укрыли меня.
— Уж больно ты сладко сопел, — говорит папа, — будить тебя не хотелось, но что поделаешь. Пора, мой друг, пора…
Мы попрощались с дядей Петей, выскочили на улицу и побежали к трамвайной остановке.
— Везёт же нам, Вовка! — кричит папа. — Наш трамвай идёт!
Мы только в него вскочили, двери — ш-шик — и закрылись. И трамвай помчался так быстро, что даже стал качаться с боку на бок. Потому что в нём народу никого не было, он совсем пустой был, а трамваю от этого легко бежать.
Трамвай мчится, а мы с папой ходим по нему и ищем сиденье, чтобы под ним была очень тёплая печка. Нашли мы сиденье — сели.
— Ну, устраивайся поудобней и спи, — говорит папа. — Ехать нам далеко, а ты за это время во сне увидишь что-нибудь дельное.
— Да я, папа, знаешь как выспался?! Так выспался, что целый год могу не спать!
— Ну уж, прямо-таки год! Сказал бы — месяц.
Я сидел у окошка. Оно было всё замороженное. Я стал в него дышать, и у меня получилась дырочка. В дырочку было видно ночь и много разноцветных огней. Они переливались. Я смотрю на них и вдруг слышу — вожатый говорит по радио:
— Вагон идёт в парк.
— Ну, Вовка, — папа нагнулся, посмотрел в мою дырочку, — нам скоро выходить и топать домой пешком. Возможно, это последний трамвай и больше не будет.
— Во как повезло! — говорю. — Прогуляемся.
— А ты знаешь, какой сегодня мороз?
— Двадцать градусов? Да?
— Пожалуй, похолоднее. Сегодня мороз настоящий — трескучий. Такого не боишься?
— А мы побежим и согреемся.
— Посмотрим, какой из тебя бегун, — говорит папа.
Мы стали около кабинки вожатого. Дверца была открыта, и мы смотрели в совершенно чистое окно вожатого. Мы видели одиноких путников.
— Не найдётся ли закурить? — спросил папу вожатый. — Совсем без курева остался…
Папа достал сигарету. Потом зажёг спичку.
— Благодарю, — сказал вожатый.
Папа положил на какую-то железку ещё много сигарет.
— А это вам про запас…
Вожатый кивнул головой и даже не посмотрел на папу. Он только спросил:
— Далеко?..
— До Софьи Ковалевской.
— Порядком. Придётся вам пешедралом.
Когда мы выходили из трамвая, папа сказал вожатому:
— Счастливо доработать смену!
— А вам — добраться! — крикнул вожатый из своей кабинки.
Трамвай убежал к себе в парк спать, а мы остались на улице совсем одни. Только лампы горели на столбах, луна горела и звёзды. А снег скрипел и тоже мигал огоньками.
— Ну, давай свою руку, — сказал папа, — и пошли. Будто мы с тобой два отважных северных мореплавателя. Наше судно раздавило льдами, и вот мы выбираемся на материк к какому-нибудь селению. Мы замерзаем, выбились из сил, но пусть звёзды станут свидетелями нашей отваги! Хорошо?
— Ага! И нам будут попадаться белые медведи!
— А мы им будем говорить, чтобы они не путались у нас под ногами и не мешали нам совершать подвиг.
— А если они будут нам всё равно мешать?
— Ну тогда ты пойдёшь и дашь одному такому толстопятому нахалу кулаком по уху. А я пока покараулю наши лыжи. Согласен?
Я засмеялся.
— Папа, а если он мне по уху даст?
Читать дальше