Андрей Деткин - Железный город

– Это что? Книги?!

Громкое восклицание вырвало Шпиля из раздумий.

– А? – механик вздрогнул. – Книги? Да, книги.

– Сколько их у тебя, чтоб я пневматикой свистел!

Слава подскочил к полке, где пылились учебники по начальной физике, электродинамике, робототехнике, химии и прочие.

– Ух ты! – он бережно взял в руки книгу с рваным корешком и затертой обложкой. – Физика, – прочитал он бегло. Шпиль за его спиной удивленно дернул бровью. Как правило, металлурги оканчивают двухмесячный курс первоначального обучения по диафильмам и наглядным пособиям. Еще месяц по специальности, недельная практика, и вперед за станок. Читать никто не учит, печатная продукция в ЖГ под запретом.

Учебник физики – вторая книга, которую Слава держал в руках. Первую ему показал Тристапусто. Старик нашел ее в пустыне в ранце мертвеца. Картонная обложка намертво крепилась клепками к дюралюминиевым пластинкам, вырезанным по размерам книги. Под таким панцирем большинство страниц сохранилось в читаемом виде. Затертое название «Чер… сны» додумывал сам. Получалось то ли «Чертовы сны», то ли «Черные сны», то ли «Черметовы сны». На последнем варианте токарь остановился. Имя автора и вовсе стерлось. Многое Славе в ней было непонятно, и мало что объяснили другие металлурги, к которым он обращался. Но общий смысл уловил: одиночество, которое олицетворяли мерзкие создания, в старости оказывается страшнее самой смерти.

– Ты хорошо читаешь, – сказал Шпиль, заглядывая токарю через плечо. – Знаешь, что такое физика?

– Нет.

Слава осторожно открыл учебник и стал листать. Временами задерживал взгляд на подписях под иллюстрациями, и тогда его губы шевелились.

– Это одна из основополагающих наук, объясняющая природные явления, материю, вещество. Так сказать, фундаментальная наука, на которой зиждятся механика, термодинамика, оптика и электрика.

– Можно взять почитать? Я верну.

Слава обернулся к механику, в его глазах застыла осторожная надежда.

– Э-э-э, – протянул Шпиль, – знаешь, никто не сомневается, что ты вернешь. Только, старик, давай в следующий раз.

– Ну да. Мы почти незнакомы…

Раздался глухой зудящий звук. Слава потянул за цепочку, извлек из кармана часы:

– Гниль рыжая, – выругался он, – у меня скоро смена, а еще к Извергу надо заскочить, – он убрал часы на место. – Фрезерман предупредил, волосатым к станку не подпустит.

– Кто? – не расслышал Шпиль.

– Фрезерман. – Слава распахнул дверь. В лицо дунул теплый пустынный ветер. Застывший спонс вновь затрепыхался на шее.

– Чудны дела твои, Двиглаш, – усмехнулся Шпиль, перешагивая через порог. – Раньше люди давали имена машинам, теперь машины людям. У нас в лаборатории работают Такомак, Сименсай, два Газа, Боинг, Камря, Шибер, Траверса даже Слябинг есть.

– Такая традиция.

– Но у тебя-то земное имя.

– У меня? – Слава остановился и обернулся к Шпилю.

– Ну, да, – механик тоже остановился.

Некоторое время они смотрели друг на друга. Затем Слава развернулся и зашагал по железному мостику. До самых ворот они не обмолвились ни словом. У пропускной, где в тени «Баггера» бодрствовал Дизель, Шпиль нарушил молчание: – Слава, подожди, – и побежал к мастерским. Дверь хлопнула, механик исчез. Показался вновь через минуту с десятилитровой канистрой.

– Как и обещал, горючка, – сказал он, ставя емкость перед токарем, – канистру можешь оставить себе.

– Спасибо.

– Это тебе спасибо. Если бы не ты, лежать мне под скалой с памятником из двух катков.

– Да ладно.

– Приходи еще, – Шпиль протянул руку.

Слава пожал ее.

– Приду. Компрессии тебе нехилой.

– И тебе запредельной. – Шпиль повернулся к охраннику, отирающемуся поблизости. – Диз, выпусти токаря, канистру я ему дал.

– Видел, – буркнул Дизель и заскрежетал засовом.

Слава миновал Кривку, выкатил на Котельническую. Чух – на подобие мяча из сушеного проволочника, ударился в темп, отскочил, покатился по настилу. Ватага сорванцов, галдя и толкаясь, устремилась вдогонку. Токарь пересек Продувной тупик, проехал не самый безопасный квартал Голодных крыс, где в закоулке между жилищ в куче мусора и нечистот несколько тощих, замызганных глюшников варили манну. Волосатый, с железным протезом голени, вывернул шею и долго провожал взглядом темп. Слава руками прокатил транспорт по пешеходной Барахолке. Едва разъехался в тесном Гаечном переулке с чопером. Малорослый пустынник, замотанный в спонс по очки выглядывал из-за руля – рогатки, словно подросток из-за прилавка. Он что-то недовольное гаркнул вслед, но токарь не стал останавливаться и выяснять, что именно. Пустынники единственные, кроме «клопов», кто имел лицензию на ношение «драматургов» в мирное время.