Андрей Деткин - Железный город

Ранг клонился к горизонту, сгущались сумерки. Слава жарил грызуна, поворачивая то одним, то другим боком. Отблески пламени плясали на его лице. Пользуясь моментом, Нитра украдкой рассматривала токаря. В голове раз за разом прокручивала картину недавней сцены, и сердце каждый раз ухало куда-то вниз, а затем убыстряло бег.

Она никогда бы так специально не сделала. В душе призирала «слабых дамочек», назойливо выискивающих себе защитников, «ойкающих» при малейшей опасности и падающих в притворном бесчувствии в крепкие объятья, рассчитывая остаться там навсегда.

Она просто подвернула ногу и упала бы… Надо же такому случиться, что Слава оказался рядом и подхватил. Нитра вдруг ощутила, что грудь легла в его ладонь. Кровь прилила к лицу, казалось, она вся собралась в голове. Сердце бухало так, словно собралось, выпрыгнет к нему в руку.

Слава буркнул: «Внимательнее, чуня», – перехватился и поставил ее на ноги.

Шпиль все увереннее гонял на фриранере, а Слава все больше обогащался знаниями за счет его библиотеки. К загадочному свечению и тоннелю больше не возвращались. Разговоры по большей части вращались вокруг мышечного усилителя. Сообразительный токарь уже не просто работал по чертежам, но и принимал участие в конструирование.

Они вновь заговорили об угрозе вторжения, когда тренировку прервала песчаная буря. Серо-желтая зыбучая стена катила с запада. Дэуръя старшая дочь Трабана, по своему обыкновению, возникала внезапно и шла семимильными шагами. За считанные минуты накрывала город и зверствовала от получаса до нескольких суток. Тут уж, как Двиглаш на душу положит.

Заметно стемнело. Гонщики спустились по склону и рванули к «Холодному паровозу». Крепкий ветер гнал по железным улицам песчаную пыль, запихивал по щелям и дырам, рвал одежду, слепил глаза.

Справа, слева тенями замелькали первые жилища. Как они не торопились, все же были вынуждены снизить скорость до шестидесяти километров в час. На последнем повороте к закусочной Слава резко ударил по тормозам. Заднее колесо юзом проскользило по железному листу, собирая горку песка. Из-за жилища выскочил некто долговязый, весь с ног до головы замотанный в тряпье и едва не наскочил на темп. Незнакомец отпрыгнул, словно перепуганный кайлак, секунду смотрел на Славу, а затем метнулся в щель между хижин. В последний момент токарь заметил блеснувший в его руке длинный, загнутый кинжал. Слава стоял и смотрел в узкий, буквально в десять сантиметров лаз между стенами, осмысливая случившееся. Проносившийся мимо песок крыл улицу пеленой и токарь уже сомневался на самом ли деле кто-то был, а если и был то, как протиснулся в такую узкую щель? За спиной раздался резкий гудок клаксы. Токарь вздрогнул и обернулся. Свет фары резанул по глазам.

– Не тормози!! – послышался крик сквозь завывание ветра.

Они проехали еще метров триста, побросали темпы у вкопанных ацетиленовых баллонов и бегом, с трудом различая в песчаной гати ступени, ввалились в «Холодный паровоз», захлопнули дверь. В накрывшей тишине и покое песчаная вакханалия показалась кошмарным сном, который сгинул, стоило разомкнуть веки.

Закусочная была заполнена едва ли наполовину. Многие застигнутые ненастьем металлурги сидели у окон за пустыми столиками и смотрели на бушующую стихию. Переговаривались в полголоса, словно опасались обратить на себя взор Дэурьи. Кое-где стучали поршни, дзынькали гильзы, булькал бред.

Парни отряхивались, когда к ним, громыхая тяжелыми ботами по железному полу, подлетел загорелый кочегар и веником принялся обметать Шпиля, приговаривая: «Рад вас видеть, мистер. Печальный повод, но дай-то Двиглаш, буря скоро закончится».

В отличие от слов, взгляд Рубинчика, да и физиономия в целом были не в силах изобразить сочувствие: «Пейте, веселитесь. Ваши кобальты станут нашими. Дай-то Трабант, чтобы буря никогда не кончилась».

Из всех присутствующих Шпиль оказался самым денежным клиентом. Поэтому именно его и обхаживал «ресторатор» с учтивой улыбкой на алчущем лице.

Скоро гонщики сидели у окошка с висюльками, откуда Рубинчик бесцеремонно спровадил «порожних». Еще через несколько минут на столике возникли две латунные гильзы и отшлифованные блестящие поршни с гравировкой по канту «дорогому гостю».

Первая серебристая стружка ударилась в стекло в тот момент, когда парни сдвинули бокалы за скорейшую кончину Дэуръи. Потом «люминивый цепак» из разворошенных ульев еще не раз возникал в песчаной круговерти за окном и вновь исчезал.