О. Генри: Вождь краснокожих

– Я слышал, Брэди уже с год как вернулся к ремеслу, – сказал сыщик. – Он, что ли, совсем порвал с бандой?

– Работает, как проклятый, – подтвердила красная фуфайка. – Кстати, разве меха – не по вашей части? Чудится мне, что зверушки вроде тех, которых нацепила на себя его девчонка, не водятся в слесарных мастерских.

В две минуты Рэнсом догнал фланирующую парочку и тронул Малыша за локоть.

– На два слова, Брэди, – негромко проговорил детектив.

Лицо Малыша потемнело – дала себя знать старая ненависть к полиции. Затем оба отошли в сторону.

– Это ты был вчера у миссис Хезлкоут на Семьдесят второй улице? Ремонт канализации и все такое?

– Точно, был, – сказал Малыш. – А в чем дело?

– Гарнитур из русских соболей, оцениваемый в тысячу долларов, исчез из ее квартиры вместе с тобой.

– А не пошел бы ты, Рэнсом! – вспыхнул Малыш. – Ты ведь отлично знаешь, что я с этим покончил. Я купил этот гарнитур не далее как вчера у… – внезапно он оборвал конец фразы.

– Ты честно работал в последние месяцы, – сказал Рэнсом, – и мне это известно. Поэтому, если ты действительно купил эти меха, пойдем вместе туда, где они были куплены, и уточним детали. Твоя девушка может отправиться с нами, даже не снимая своих соболей.

– Идем, – сердито проговорил Малыш. Потом вдруг остановился и со странной улыбкой взглянул на перепуганное лицо Молли.

– Ни к чему это все, – угрюмо сказал он. – Это старухины соболя. Тебе придется вернуть их, Молли. Но если бы они стоили целый миллион, и тогда они не были бы вполне хороши для тебя.

– Ох, Малыш, ты окончательно разбил мне сердце! – едва смогла выговорить потрясенная Молли. – Я же так гордилась тобой… А теперь они закатают тебя в тюрягу, и тогда конец всему!

– Иди домой! – окончательно выходя из себя, рявкнул Малыш. – Пошли, Рэнсом, забирай меха. Чего ты встал столбом? Нет, постой, клянусь, я… А, к дьяволу, пусть меня лучше повесят…

В этот момент из-за угла дровяного склада показалась фигура полицейского Коэна, совершающего обход улиц. Детектив поманил его к себе. Коэн приблизился, и Рэнсом растолковал ему ситуацию.

– Ну да, – закивал Коэн. – Я слышал на инструктаже, что пропали соболя. Так ты, что ли, нашел их?

Коэн приподнял на ладони конец бывшей собственности Молли Мак-Кивер, подул на мех и слегка пригладил его тыльной стороной ладони.

– Знаешь, Рэнсом, – сказал он, – когда-то я работал старшим приказчиком в меховом магазине на Шестой авеню. И вот что я тебе скажу. Это, конечно, соболя. Но не из Сибири, а с Аляски. Красная цена этому боа – двенадцать долларов, а муфте…

Бамс! Крепкая пятерня Малыша, словно сургучная печать, залепила полицейскому рот. Коэн покачнулся, но сохранил равновесие. Молли взвизгнула. Детектив мгновенно ринулся вперед, а в следующую секунду на запястьях Малыша защелкнулись наручники.

– Так вот, – упорно гнул свое полицейский. – Это боа стоит двенадцать долларов, а муфта – девять. И нечего мне морочить голову русскими соболями!

Малыш опустился на сваленную под оградой лесопилки груду бревен, и лицо его залилось краской стыда.

– Ты все верно сказал, чертов всезнайка! – с ненавистью процедил он, испепеляя взглядом полицейского. – Я заплатил двадцать один доллар пятьдесят центов за весь гарнитур. И это я, крутой парень, презирающий всякую дешевку!.. Мне куда легче было бы отсидеть полгода в тюряге, чем признаться в этом. Да, Молли, я просто жалкий хвастун – на мои заработки тебе еще долго не носить русских соболей.

Молли с визгом кинулась ему на шею:

– Не нужно никаких соболей! Ничего на свете мне не нужно, кроме моего Малыша! Ах ты, глупый, глупый индюк, сумасшедший задавака!

– Сними с него наручники, – сказал Коэн детективу. – В участок уже звонили, что эта дамочка обнаружила свой гарнитур, он болтался у нее в шкафу. А вам, молодой человек, я прощаю непочтительное обращение с моей физиономией, но только в этом исключительном случае.

Рэнсом вернул Молли ее меха. Не спуская с Малыша сияющего взора, она набросила на плечи боа – и жест этот был поистине достоин герцогини.

– Парочка молодых кретинов, – сказал Коэн сыщику. – Давай убираться отсюда.

Джейкоб Спраггинс подошел к дубовому буфету с баром, который обошелся ему в тысячу двести долларов, налил в стакан выдержанного шотландского виски, добавил содовой и выпил одним махом. Под воздействием этого напитка его, надо полагать, осенило прозрение, ибо он хватил кулаком по дубовой панели и громогласно объявил, обращаясь к своей пустой столовой: