Он, теперь, не мешкая, подхватил меня под спину и ноги, да сразу поднявшись с пола, встал. И все с той же стремительностью, развернувшись, широко зашагал к проему в стене, кой я давеча приметил.
– Как ты меня нашел? – спросил я, продолжая прикрывать нос ладонью, и вроде, как немного сторонясь груди авитару, в страхе навредить. А он внезапно легонечко меня качнул, и я волей-неволей прижался головой к его плечу, замерев.
– Услышал ваш крик, – пояснил Чё-Линг и чуть слышно усмехнулся, – это ж надо было вам в ту щель прорваться. Благо сию кудлулу для меня рыли, и сама пещера, как и град, эйфор, волоты, дорийцы, все мною куплено. А то, непременно, бы выдали нас. А в сей пещтере добывают важру, гляжу, вы в нее лицом въехали, она у вас кусочками на коже зацепилась. Сие я тож выкупил, дабы стоимость верховному канцлеру агисов перебивать и коль надобно напрямую поставки забирать. – Он теперь сместил на меня взгляд и вновь засиял своей приятной, располагающей улыбкой, чуть ниже досказав, – да токмо вы об том ни-ни и ни гу-гу…
Я тягостно затряс головой, все еще страшась, что коль не соглашусь, меня прямо тут и оставят, в этой пещере. Между тем мы прошли сквозь проем находящийся в стене, каковой был относительно невысоким, хотя и широким, посему авитару пришлось приклонить голову, и ровно уставиться мне в живот. И вступили в проход со слегка закругленным сводом, оный был земляным, ибо его черные стены, со сбитыми пластами, слегка переливались, и, где мой слух уловил легкий рокот. Данный туннель ощутимо вел сначала прямо, а потом резко взяв вправо, принялся идти на подъем.
– Тутова у меня аще около трехсот восьмидесяти подобных пештер с важрой, вельми доходное место, я вам скажу, саиб, – добавил Чё-Линг и также ощутимо принялся подниматься вверх по теперь расширяющемуся проходу. Да я только супротив моих желаний не осматривался, прижавшись к груди авитару и боясь, что-либо еще не то выкинуть, потому лишь внимательно его слушал.
– И чего вы туды пошли, саиб, в сию пештеру? – наконец спросил он, то, что его, видимо, волновало.
– Услышал топот, и стало любопытно, – ответил я, убирая только сейчас от лица ладонь и не смело скосив взор вправо, приметил и вовсе огромный проем, ведущий из пещеры. На Риньяке, очевидно, наступила ночь, а черный с просинью небосвод, разлинованный красноватыми продольными полосами (сейчас первым, глянувшим на меня с внешней стороны пещеры), ко всему прочему наблюдаемо прикрылся сверху растянутым тонко-серым покровом. Он словно стыковался с блестяще-черными склонами, какого-то мощного скалистого кряжа, протянувшегося в обе стороны и находящегося напротив выхода из пещеры в относительном удалении. Чуть вскинутые макушки горных пиков на нем венчались ледяными, ребристыми наслоениями. А сами склоны, расположившиеся подобия отвесной стены, покрывало множество разломов, трещин и выбоин.
Такой же точно горный, скалистый хребет проходил и справа от склона, в котором располагалась пещера, а слева он шел на понижение, спускаясь в еще более далекую долину широкой утесистой стеной, в этом случае почти не имея отдельных вершин и все больше напоминая каменные вырубки, да гребни. Мы же с Чё-Лингом выступив из пещеры, оказались на узкой полосе довольно выровненного плато, поросшего низкой, красноватой травой создающей, опять-таки, сплошной покров. Местами обаче, подобия полянок, здесь росли не высокие, с раскидистыми тонкими веточками кустики, покрытые крупными с кулак желтыми, синими, черными многолепестковыми цветами.
Яркость цветков, распустившихся в ночи, созерцалась такой насыщенной, а небольшой, точно брызжущий с неба дождик перемешивал свежесть воздуха с ароматом сладких пряностей. Посередине плато располагалась небольшая и тут вытянутая котловина, заполненная сине-багряными водами, по которой дождевые капли тарабанили вельми бойко, вызывая пологие волны. А возле нее лежало несколько огромных и тут черных камней, вроде нарочно так положенных.
Склон горы, более отложистый, в основании которого располагалась пещера, лишь на вершине своей просматривался скальными выходами, а сама его поверхность густо поросла травой. Не наблюдалось, где вблизи леска, дерева али юной поросли, хотя сам район наполняла раскатистая перекличка птиц, выводящих ту-ту, сьюр-сьюр, вьють-вьють.
Свежесть воздуха огладила мою изболевшуюся кожу, точно родительская ладонь, приглушая страдания пережитого и даже страх. Посему я задышал глубже и, как мне показалось не столько даже носом, ртом, сколько вроде участками кожи, пожалуй, что расположенными на руках. И приоткрыв рот, высунул язык, да принялся ловить на него воду, так как к голоду сейчас стал еще и испытывать сильную жажду, что со мной случалось не часто.
Читать дальше