– А если ты не вернешься? – испуганно спросил я, и резко шагнул в направлении авитару, намереваясь отправиться с ним.
– Как это не вернусь? – переспросил меня Чё-Линг и совсем чуть-чуть качнул головой, пройдясь и вроде огладив своим взъерошенным гребнем поверхность потолка подземной галереи, с очевидностью, не понимая, о чем я толкую. – Да, что вы, саиб, заладили… брошу я вас, брошу… Что я чокашь, тында тупая, бросить такую ценность. – Он, незамедлительно, повернулся ко мне, и, опустившись на одно колено, очень бережливо положил свои ладони на мои плечи, протянув, – саиб, вы должны осознать, таких, как вы не бросают. За них платят огромную контрибуционную плату, и сие токмо за един диэнцефалон… В вашем случае, неподражаемы вы весь сам, не тока ваш диэнцефалон. Понеже прекратите, что-либо боятся. Я вас точно не брошу, напасть на меня тутова себе вряд ли кто позволит, а коль и позволит, со мной не так просто справится. Вмале мы окажемся с вами на континенте Лакия в центральном граде агисов Чьётане, оный одначе лежит не в центре материка, а на его окраине, а там ужо рукой подать до помощи верховного правителя людоящеров али тарховичей. – Он теперь кивнул, и его коричневые полные губы раздались в широкой улыбке, полыхнув ярко-белыми треугольными камнями, поместившимися в центре его желтых, ровных зубов, – все будет благополучно, вы только не бойтесь, лады? – переспросил он, и я в ответ ему кивнул. Потому как ответить не решился, боясь, что скажу нечто опять сопливое или трусливое.
Чё-Линг разком испрямившись, убрал руки с моих плеч, да тотчас, точно привык действовать молниеносно, развернулся и шагнул в сторону ступеней, на ближайшую из них, одновременно, склонив голову. Он делал каждый шаг скоро, переступая со ступени на ступень, отчего мне показалось, саму лестницу выбили нарочно под его рост, вряд ли рост человека или существа. И поколь авитару подымался по сим ступеням, я, медленно отступив назад, прижался к стене. Впрочем, я так и не присел на созданное сидение, лишь неотрывно смотрел, как фигура авитару пропадает в лазе, оставляя меня одного в кудлулу, и тем, наполняя волнением и страхом.
Я какое-то время все еще стоял неподвижно, наблюдая за растворившимся в розовых лучах лаза Чё-Лингом, а его поступь словно слилась с легким гулом грохотания долетающего из туннеля от стучащих по полу колес повозки. Ощущение, что меня бросили сейчас стало таким страшным, что само собой на глаза навернулись слезы, а в шмыгнувшем носу почувствовалось зудящее нытье, будто мне пред тем по нему надавали. Я медленно поднял руку и принялся ощупывать сами ноздри пальцами, ощущая подушечками, что кожа крыльев истончилась до едва приметной пленочки, внутри которой, пожалуй, если, что и осталось только одна жидкость.
Внезапно позади ощутимо дрогнула стена, точно качнув на себе меня. Я и без того испуганный, не мешкая, замер, опустив руки вниз и уперев сами пальцы и ладони в поверхность стены, вновь приняв на себя, какой-то легкий гул или топот. Да только сей гул не шел от убежавшего по туннелю человека и его повозки, и не принадлежал Чё-Лингу. На удивление, это было нечто иное, ранее мною не испытанное.
Посему я торопливо отступил от стены, развернулся и принялся ее оглядывать, а после и ощупывать. Да только ее неровное с множеством выпуклостей и ямок полотно, еще и ощутимо чешуйчато-слоистое, лишь легонько поигрывало яркостью собственных тонов. Все, также вжимая в ее поверхность собственные ладони и пальцы, я медленно двинулся влево, в сторону противной выходу, не столько даже оглядывая, сколь прощупывая. И к собственному изумлению ощущая под кожей рук, тяжелый топот, идущий будто от самой стены или возможно того, что было расположено за ней.
Топот то увеличивался, то уменьшался, порой становясь и вовсе каким-то дребезжащим. И все мне казалось, кто-то там за стеной раскатисто вздыхал, каждый раз топая по полу, а может и ударяя. Таким побытом, я прошел не мало, удалившись не только от корзины, ступеней и лаза, но и вновь войдя в темную часть туннеля, когда внезапно моя левая рука провалилась в узкую брешь в стене, очевидно, сквозную. Ибо отступив в сторону и опустив руки вниз, увидел, словно наклоненную левую часть стены не столько даже треснувшую (а потому отошедшую), сколько вроде нарочно прорубленную в виде очень узкого хода. Сама брешь, с неровно высеченными черными стенами, была не больно длинной и завершалась таким же узким лазом, из которого ясно созерцалось голубоватое свечение, ровно там за ним, что-то ярко пылало. Из самого прохода теперь ощутимо послышался низкий, тяжелый топот и вроде оханье, а к спертости туннельного воздуха добавился горьковатый чад, чего-то сожженного или палимого.
Читать дальше