Виктор Пахомов - Захват «Генерала» и Великая паровозная гонка

Никто из моих товарищей по роте не знал о намечающейся экспедиции. Во второй половине дня, вместе с ними, я пошел в Шелбивилл, красивый небольшой городок из нескольких сотен жителей и купил кое-что из одежды, хотя полного костюма мне найти не удалось. Тем же занимались и другие, к примеру, сержант-майор нашего полка Марион Росс. Рассмотрев его покупки и задав несколько осторожных вопросов, я понял, что он в том же деле, что и я. Ничего из личного оружия мы тоже не приобрели, но я знал, что в лагере мы сможем легко устранить эту неприятность. Расставшись с нашими товарищами, мы с Россом некоторое время, внимательно глядя по сторонам, гуляли по городу, до тех пор, пока, наконец, не встретили Эндрюса. Его удивительная внешность позволила нам сразу же узнать его, и, приблизившись, мы сказали ему, что нам приказали встретиться с ним. После быстрого и внимательного осмотра он спросил нас о наших званиях и ротах, в которых мы служили, а потом, заметив, что было бы крайне неразумно разговаривать в общественном месте, и нам следует вечером, уже после захода солнца. Встретиться с ним в миле или чуть больше к востоку от Шелбивилла, у дороги в Уортрас, где он подробно обо всем нам расскажет и, если его план нам не понравится, мы сможем спокойно вернуться в наши полки. После этого краткого разговора мы вернулись в наши палатки для того. Чтобы закончить сборы. У одного из участников первой экспедиции я позаимствовал недостающие детали моего костюма. Все свое оружие, экипировку и мундир я аккуратно упаковал в свой ранец – они перешли под опеку моих командиров, – затем переоделся в штатское и покинул свою палатку. Вскоре – все те солдаты, которые просто прогуливались, иногда перебрасываясь парой-тройкой слов с теми, кто сидел в палатках, читавшие, игравшие в карты или развлекавшиеся иными, соответствовавшими полевой жизни в лагере способами, в общем, почти вся рота – действительно, все те, кто тогда не был в наряде, засыпали меня вопросами. «Ты на прогулку, Питтенгер? А может, домой? А может ты теперь шпион? Что, увольнение получил? Неужели отпуск? – это лишь немногие из тех вопросов, которыми меня засыпали у каждой палатки. В то же время я слышал, как кто-то утверждал, что еще несколько человек оделись так же, как и я. Ответив утвердительно на все заданные мне вопросы, я перешел на территорию роты «К», располагавшейся рядом с нашей ротой и нашел палатку Фрэнка Миллса. У него был очень хороший револьвер, я хотел взять его взаймы. Едва я вошел внутрь, он сразу понял, в чем дело.

– Итак, ты идешь с Эндрюсом.

Я кивнул и поспешил добавить: «Одолжи мне свой револьвер».

– Бери, конечно, ведь если ты знаешь, что ты хорошо вооружен, ты сумеешь вернуться. Пусть я сделал глупость, согласившись пойти туда, но это не значит, что и ты должен так поступать.

Я не стал дискутировать по этому поводу, но он, видя, что он уже давно решен, дал мне свой револьвер и хороший запас патронов. Теперь я был совершенно готов, но серьезность ситуации еще сильнее обострила мои мрачные предчувствия. Я не предполагал вернуться в лагерь до полного завершения данного предприятия. Поэтому, учитывая то, что наши люди в лагере так много знали о нем по рассказам других участников, и то, что они видели меня таким, каким я тогда был, я не понимал, почему для меня было бы лучше уйти тайно и незамеченным. А значит, руководствуясь такой мыслью, я подошел к палатке капитана Сарратта и попрощался с ним. Он был так взволнован, что даже не сумел отпустить ни одной из своих привычных и добродушных шуток. Затем я попрощался со своими товарищами. Некоторые из них имели какое-то более или менее отчетливое представление о характере моего задания, но они знали, что оно секретно и опасно, и этого было достаточно, чтобы встревожить их. Они изо всех сил старались отговорить меня. Трогательная верность одного из них – моего верного друга Александра Миллса, – особенно потрясла меня. Несмотря на то, что очень больной, он весь день пролежал в нашей палатке, он подполз к двери и умолял меня не идти. Узнав, что я полностью определился, он – со всех своих слабых ног – поспешил к штабной палатке за разрешением последовать за мной! Несмотря на все свое недомогание, он настаивал на удовлетворении своей просьбы так, что полковник пригрозил арестовать его. Если бы он был здоров, ему бы не отказали, поскольку он был прекрасным солдатом, но, судя по воспоследствовавшим затем тяжелым временам, я был очень рад, что он остался. Бедняга! Он утратил свою жизнь, неся флаг 2-го Огайского в битве при Лукаут-Маунтин, восемнадцать месяцев спустя, и теперь спит на прекрасном Национальном кладбище в Чаттануге, – в городе, куда теперь лежал наш путь.