Виктор Пахомов - Захват «Генерала» и Великая паровозная гонка

Но никто из этой первого экспедиции не захотел участвовать во второй. Они устали от ощущения, как выразился один из них, того, что их шеи зависели от их лжи. Как ныряльщик Шиллера, они однажды погрузились в бездну и благополучно вернулись, но, в отличие от дерзкой и безрассудной молодежи, второго – и фатального – погружения туда же, они бы никогда не сделали.

Новая, задуманная Эндрюсом, экспедиция, отличалась от первой тремя иными качествами. Он хотел взять больше людей – двадцать четыре человека вместо восьми. Он убедился, что на место удара можно было привести намного больше людей, и намеченного им их количества не было излишне много ни для захвата большого железнодорожного поезда, ни для того, перебить всех охранников на всех особо важных мостах. Он также хотел, чтобы в составе отряда было несколько машинистов, чтобы ни одна помеха не оставила его без возможности управлять своим поездом. Таким образом, было отобрано пятеро – достаточно, на случай, если кто-то из них либо попадет в плен, либо погибнет во время вооруженного столкновения. Таким образом, в этом вопросе, эта экспедиция была совершенно независима от Юга. Третье отличие было намного важнее, чем может показаться на первый взгляд. У первой экспедиции было много времени. Недельная задержка, даже после того, как солдаты оказались на вражеской территории, и безопасная во всем, кроме риска разоблачения, – могла бы быть действительно выгодной, поскольку она не позволила бы южанам до прибытия Митчела в Чаттанугу в полной мере возместить нанесенный железной дороге ущерб, но в данный момент все было иначе. Дивизия была готова к продвижению, о ее маршруте враг прекрасно знал, а потому каждая секунда была поистине на вес золота. Доведя скорость до максимальной скорости, можно было сжечь все мосты в нужный срок, но любая задержка весьма затруднила бы эту работу, и ее успешность оказалась бы под большим сомнением. Именно эта несогласованность по времени и сыграла столь печальную роль в нашей истории.

Генерал Митчел ознакомившись с рапортом м-ра Эндрюса (в котором этот искусный шпион упомянул и обо всем, что он узнал о численности и расположении войск противника), одобрил благоразумность его приказа о возвращении солдат и дал добро на вторую попытку. Тем не менее, он очень деликатно намекнул Эндрюсу, что ему не следует наносить удар в том случае, если он не будет уверен в полном успехе. Он не возражал против увеличения количества рейдеров, если это будут добровольцы. Пятерых – умеющих водить паровоз – нашли без всяких трудностей – все они служили в трех огайских полках бригады генерала Силла. В конечном счете, из всего состава нового и окончательно сформированном отряде, девять человек принадлежали к 21-му, восемь – к 33-му и семеро – ко 2-му Огайскому полкам.

В понедельник, 7-го апреля, в то время когда я, находясь в своей палатке, занимался обычной для лагерной солдатской службы работой, мой товарищ, приподняв ее полог, позвал меня:

– Питтенгер, капитан Сарратт ищет тебя.

Я вышел и встретился с капитаном, а потом мы пошли по проходу между двумя рядами палаток в самую большую, занимаемую ротными офицерами палатку, которая располагалась в конце этого прохода. Он ввел меня внутрь, а потом со вздохом сказал:

– Полковник Харрис только что сообщил мне, что вы идете с Эндрюсом в Джорджию. Я не знаю, почему он выбрал вас, но я не советую вам туда идти. У вас есть полное право отказаться.

Я ответил ему, что я не отказываюсь, я согласен, и что об этом я уже договорился с самим полковником Харрисом. Сарратт удивился, услышав это, но изо всех сил постарался отговорить меня, заметив мне, что благополучное возвращение четверых из предыдущей экспедиции, сняло весьма тяжкий груз с его сердца, и что если я уйду с новой, он вряд ли себя будет чувствовать лучше, чем прежде. Я был глубоко тронут его вниманием, но я зашел слишком далеко, чтобы теперь отказаться. Я спросил его, пойдет ли кто-нибудь еще из нашей роты. Он ответил отрицательно, сказав, что он полагает, что от каждой роты должен был пойти лишь один человек. Видя, что все его убеждения тщетны, он вручил мне пропуск в Шелбивилл, где я должен был встретиться с Эндрюсом и получить все необходимое для этого путешествия. А затем я ушел – пораженный добротой этого человека, которая побуждала ценить его солдат как собственных детей, и за благополучие которых он чувствовал себя столь ответственным.