Андрей Деткин - Квадромания

– Во Вадян дает, – воскликнул Танкист. Вадим скривился. Схватил стаканчик с яблочным соком и несколькими большими глотками залил пожар. Ирина уже покинула компанию и таяла в темноте. Вадим быстро ее нагнал. Алкоголь растекался теплым приятным облаком в животе, прояснялись мысли, спадала усталость. Все с удивительной простотой становилось на свои места. Вадим с особой остротой ощутил досадную отчужденность, неловкую недосказанность, витающую вокруг них. Он знал, когда это появилось: в момент, когда Руслан с нежной улыбкой натягивал носок на миниатюрную ножку.

– Все, стой здесь, – сказала Ирина, когда свет от фонаря над столом стал едва пробиваться сквозь плотную листву. Вадим остановился. Ирина прошла близко, распространяя приятный аромат. Он вслушивался в осторожные удаляющиеся шаги, а в груди что-то сжималось и жгло. Вадим вдруг понял, что теряет ее, что как было раньше, уже не будет. Исчезла та легкость и беспечность, с которой он с ней заговаривал. Теперь любая тема, которую бы мысленно не касался, казалась банальной попыткой прыщавого подростка молоть всякую чепуху, лишь бы не прослыть молчуном.

В волнении провел рукой по груди. Пальцы нащупали тонкую трубку. Сам того не осознавая, принялся ее теребить через ткань куртки. «Надо с ней поговорить. Выяснить… Хотя что выяснять? Надо вести себя так, словно ничего не случилось. Ревность это слабость. Унижаться не стану. Просто постараюсь восстановить прежние отношения, будто ничего не случилось». Прошло минуты три, а Ирина все не появлялась. Со стороны, куда она ушла, не доносилось ни звука. Вадим хотел было уже ее окликнуть, когда услышал шуршание веток и ее голос:

– Вадим, ты где?

– Здесь. Здесь я.

Ирина вынырнула из темноты. Сердце у Вадима гулко забилось, в горле пересохло. Вроде бы уловил табачный дым, но сейчас это не важно.

– Идем.

Просипел Вадим, развернулся и пошел на свет. Он не решался с ней заговорить, и тягостное молчание становилось пыткой. Они все шли, шли. Под ногами хрустели ветки, листья терлись об одежду. Свет фонаря становился все ярче. Наконец, Вадим решился. Волнуясь, сухим голосом вдруг спросил то, о чем спрашивать не собирался.

– Руслан тебе нравится?

– Ты это о чем? – удивилась Ирина.

– Смотрю, – как можно беспечнее старался говорить Вадим, – переглядываетесь, лыбитесь друг другу.

Глядя ей в глаза, он бы не решился на такие речи, но теперь в кромешной темноте, когда она шла следом, смог.

– Да ну, – ответила Ирина, в ее голосе слышалось напряжение.

– Нет, правда. А почему у меня носки не спросила? У меня есть сухие. Я специально для нас взял запасные.

– Не знаю. Он предложил, а ты занят был.

– А-а-а, – протянул Вадим. Внутри что-то раскручивалось, распрямлялось, становилось неуправляемым, словно жило своей отдельной жизнью. Наверное, это была злость, обида, какое-то дурное отчаяние. Он помедлил, потом спросил:

– Долго у тебя из кармана будет торчать эта дохлая ромашка?

Голос звучал сухо, обвинительно.

– А тебе-то что?

Ирина остановилась. Она видела неподвижный силуэт Вадима прямо перед собой.

– А то, что ты поехала со мной. Я взял тебя.

Вадим повернулся к ней.

– И что? Я теперь твоя собственность? – голос Ирины стал глухим, колючим. Вадим видел ее лицо в свете фонаря, пробивающегося сквозь листву, и теперь оно было не таким красивым, как раньше. Ирина в каком-то вызывающем упрямстве немного наклонила голову вперед и смотрела на него из-под бровей. При этом казалось, что она закатывает глаза. Внутри у Вадима кипело и клокотало. Лучше бы она оправдывалась или вовсе молчала.

– Нет не собственность. Но смотри, что получается. Я не без труда договариваюсь, чтобы взять тебя на покатуху, сдаю за нас обоих деньги, везу и все для того, чтобы ты кокетничала с этим бодрящимся старичком?

– Ты меня деньгами попрекаешь? Я тебе отдам их, ско…

– Не в деньгах дело…, – они уже говорили на повышенных тонах. Опасаясь, что их услышат, Вадим замолчал, обернулся к лагерю. Попытался успокоиться и придумать выход из скверной ситуации. Но уже было поздно, в груди жгло и заворачивалось в клубок, словно змея поймавшая мышь. Он чувствовал, что между ними все кончено. Осталось дело за малым – высказать обиды и побольнее укусить. Он снова повернулся к Ирине.

– Если ты едешь со мной, то и вернуться должна тоже со мной. А потом уже поступай, как знаешь. И не веди себя как…как потаскушка.

– Так и возвращай меня. Чего сцены устраиваешь? В свои девушки меня приписал? Рановато. Три свидвния в дешевых хачкафешках маловато будет. Ты мне даже ни разу цветов не подарил, ромашки вялой, пироженое не купил, только на кофе поршивое расщедрился. Ухажер фигов, – Ирина кидала ему в лицо обвинения и, похоже, останавливаться не собиралась. – Не целовались ни разу. Был момент и то струсил. Да пошел ты! И знаешь что, – она сделала паузу, словно прицеливалась для контрольного выстрела, – ездишь ты, как баба.