Владимир Люков - Быть человеком. Часть 2. Петля Нестерова

Время неминуемо близилось к Новому году. Нащокин, вдруг, объявил сыновьям, что уезжает в Киев и через пару дней вернётся с мамой. Едва отец успел уехать, как Валерка заявил братьям, что новая мать ему не нужна и жить дома он не собирается.

– Уйду куда глаза глядят, а вы оставайтесь.

– Я с тобой, – поддержал Витька.

– И я уйду, – со слезой в голосе, неожиданно для себя, выпалил Вовка.

– Ты-то куда собрался, мелкий? Сиди – не рыпайся! С тобой ещё нянчиться…

– Ну и пусть! Без вас обойдусь! Я сам… – обиделся Вовка.

Хотя он и представить не мог сразу, куда ему можно было бы уйти и как дальше жить одному. Меж тем два последующих дня он только об этом и думал. И таки додумался. Пространство под лестницей, с двухметровой высоты нисходящей из кухни во двор, было загорожено досками. Небольшая дверца позволяла попасть вовнутрь. Взрослому не пролезть, а ребёнку в самый раз. Прежние жильцы держали там курей. Вовка залез туда и всё обследовал. Место вполне сносное. Дощатый пол был укрыт сеном. Он навёл там какой-никакой порядок и притащил солдатское одеяло и подушку со своей кровати, а ещё офицерскую полевую сумку, с которой ходил в школу.

– Ну и пусть, – думал он с жалостью к самому себе. Увидят, что постель не застелена и поймут, что он ушёл из дома из-за них. И всю жизнь потом будут мучиться и раскаиваться.

Братья по очереди дежурили у окна, выглядывая, правда ли отец приедет не один. Когда из подъехавшего к дому служебного газика отец вывел незнакомую тётеньку, братья бросились врассыпную. До позднего вечера Вовка прогулял с друзьями в парке, а затем, под покровом темноты пробрался в своё убежище. Долго не мог уснуть, было страшно. Ночью немного подморозило. Он основательно продрог. Всякие сумбурные мысли лезли в голову. Почему его никто не ищет? А ну, как его больше не пустят домой и он вынужден будет скитаться неведомо где и с кем? А как школа? Да, по сути, вся жизнь кувырком. Разные фантазии, одна страшнее другой, крутились в его голове. Он воображал всякие апокалиптические картины, в которых болеет или умирает от холода и голода. Ну и пусть, потом сами будут жалеть, накручивал он себя. И ему так жалко стало себя самого, что слёзы обильно потекли из глаз, обжигая щёки. Лучше бы уж он остался в интернате. Через некоторое время, вволю наплакавшись, он успокоился. Мысли рассеялись и он засопел, изредка всхлипывая во сне. Ночью Вовка проснулся от страха и холода. Заснуть больше не получалось. Он лежал, плотно закутавшись в одеяло, и прислушивался к каждому шороху извне.

Кое-как Вовка высидел четыре урока. Никому из друзей не сказал он ни слова о своих проблемах. От голода мутило и сводило живот. Только по пути домой открылся лучшему своему дружку Зубе, которого на самом деле звали Серёгой. По существующей уличной традиции, позаимствованной у блатных и тех же бандеровцев, у каждого пацана обязательно была кличка. Чаще всего она приклеивалась к человеку, исходя из каких-то характерных особенностей, свойственных только ему или трансформировалась из фамилии.

Так Вовку поначалу прозвали Щок. Помните историю про основателей Киева? Потом Щ заменили на Ш, получился Шок. А со временем Шок преобразовался в Шток. У Зубы же два верхних резца торчали, как у кролика, из-за чего он постоянно держал рот полуоткрытым. Отсюда и прозвище. Так вот, Зуба, услышав от Штока, что он в бегах, пригласил его к себе домой. Жил он рядом, через три дома от Нащокиных. И отец у него работал председателем исполкома. Так обозначил его когда-то в разговоре сам Зуба. Но Вовка запомнил лишь то, что он председатель, а что исполкома вскоре забыл, так как не понял, что этот исполком означает. Поэтому, спустя некоторое время, он был в полной уверенности, что тот работает председателем колхоза. Про себя он даже недоумевал по этому поводу. Как он может работать председателем колхоза, находясь постоянно в городе?

Серёгина мама накормила их обедом, после чего они отправились делать уроки. Потом немного поиграли в пластилиновых солдатиков. Нужно отметить, что изготовление пластилиновых солдатиков и формирование из них целых армий, ведение настоящих боевых действий на куске фанеры было повальным увлечением мальчишек. Из алюминиевой проволоки ковалось оружие, доспехи. Из металлических трубочек делали пушки, которые заряжали серой, соскабливая её со спичечных головок. Для минирования, помимо той же серы, применяли и порох, который достать не составляло труда. Минировали и подрывали построенные на доске мосты, железнодорожное полотно, крепостные стены. Таких досок, как правило, было несколько. На каждой была своя история, другая армия и эпоха.