Но по-доброму завидовал он старшим братьям своим, которые уже были пионерами и мечтал о том дне, когда и ему повяжут алый пионерский галстук. И сможет он так же стоять на пионерской линейке и отдавать салют, и маршировать в едином строю под звуки горна и бой барабана. И во всём походить на Мальчиша Кибальчиша, любимого героя из одноимённой сказки Аркадия Гайдара. Быть таким же смелым и самоотверженным, без колебаний отдавшим свою жизнь за светлое будущее народа, так и не выдав проклятым буржуинам, даже под пытками, главную военную тайну. Идут пионеры, – Салют Мальчишу! Летят самолёты, – Привет Кибальчишу!
Командир ракетной дивизии полковник Буцевицкий был фигурой весьма колоритной. За глаза подчинённые называли его просто Буцем, но он был для них образцом для подражания и подлинным эталоном служения своему делу. Этаким отцом-командиром. Он со своим семейством проживал в соседнем от Нащокиных доме. Его сын Владимир, которого прозывали уменьшительно Буциком, учился в одном классе с Витькой. Он был таким же представителем уличной братии, как все его сверстники и друзья. Так же, как и другие стрелял из рогатки по бутылкам и лампочкам, принимал участие в уличных потасовках и разборках и мало чем отличался от прочих пацанов. Дома же был примерным сыном. Хорошо учился, вовремя делал домашние задания, лепил из пластилина солдатиков различных родов войск и эпох. Воспроизводил на листах фанеры целые исторические баталии, коллекционировал марки и монеты.
Братья Нащокины часто бывали у них дома и наблюдали Буца-старшего в домашней обстановке. В спортивных шароварах и майке, с выпирающим из-под неё огромным, в полном смысле этого слова, животом. Он шлёпал в домашних тапочках по всей квартире и рёбрами ладоней энергично стучал по нему, пытаясь укрепить пресс. Также у него ещё со времён войны была вставная челюсть, благодаря чему он говорил, немного пришепётывая и чуть заметно присвистывая в шипящих окончаниях. Как бывший фронтовик он очень гордился наградами и званиями соединения, которым командовал. И воспитывал такие же чувства у своих подчинённых. На общих разводах дивизии, носившей название Берлинской, которые проходили регулярно по понедельникам, он зычным голосом по высшему разряду приветствовал своих подчинённых:
– Ждравштвуйтсе, товарищси гварде-ейчтсы! – если ответ звучал недостаточно убедительно, он повторял ещё раз.
– Ждравштвуйтсе, товарищси берли-инчтсы! – если ответ снова его не устраивал, он выкрикивал новое приветствие.
– Ждравштвуйтсе, товаришси зашра-а-анчтсы-ы! – после этого уж точно звучал дружный, громоподобный ответ строя.
Нащокин служил в должности начальника контрразведки дивизии. Ему было присвоено звание майор. Целыми днями он пропадал на службе. Часто выезжал в командировки. Работы было невпроворот. Местные не очень-то жаловали военных. Россия для галичан всегда была врагом номер один. И все свои неудачи и беды они привычно перекладывали на москалей.
Простому солдату невозможно было в одиночку пойти в увольнение из-за риска быть битым или получить камнем по голове. Но и солдаты, в случае чего, подхватывались всей казармой и, настигая обидчиков, так яростно махались пряжками, что надолго отбивали охоту связываться с ними у самых безбашенных отморозков.
Националистические проявления во взаимоотношениях между взрослыми нет-нет да проскальзывали порой на бытовом уровне. Но более явно эта зараза проявлялась в подростковой среде. Взрослые, в силу жизненного опыта, старались всё же как-то обходить острые углы при общении. А у подростков это встречалось сплошь и рядом. Вовка, в силу возраста, до тех пор ничего не смыслящий в таких вопросах, вскоре ощутил это на собственной шкуре. Так, продавщица в магазине игнорировала его напрочь, если он обращался на русском языке. Конечно, если рядом не было свидетелей. Но стоило перейти на мову и она, как ни в чём не бывало, начинала его обслуживать.
Вскоре Вовка узнал, что он ещё и москаль. Как-то, подпитые и прокуренные бездельники-переростки взяли его в кольцо прямо в центре города.
– Ну шо, москалыку, гроши маешь? Позыч трохи, бо в нас нэ выстачае.
Вовка как раз направлялся за хлебом. Отец оставил денег и поручил сходить в магазин. Глядя на них снизу вверх, он стал объяснять, что так, мол, и так, и поделиться не получится. В ответ на это чей-то увесистый кулак высек сноп искр из его глаз. На некоторое время он был оглушён и обескуражен. Никто ещё и никогда не бил его по лицу. В нём одновременно вспыхнули и злость, и обида, и досада по поводу собственного бессилия.
Читать дальше