— Матильда Степановна не жаловала психоаналитиков.
— Помнишь! Молодец! Слушай, а почему я так быстро пьянею? Алкогольдегидрогеназы мало в организме?
— Зато у тети Вассы ее много.
— Это да. Славная женщина. Приняла на грудь бутылку водки и полведра пива — и хоть бы что. «Ой, наса, наса, наса!» Что это значит? Я мозги узлом заплел и не догадался.
— Когда ты схватился утром за сердце, я тоже «ой, наса, наса, наса», да еще эта пена изо рта. Ужас! Я видел, как ты играл желваками, но не понял, что ты таблетку жуешь. Думал, от волнения. Как ты догадался?
— Мужик не должен рассказывать про романы и драки, но я вынужден в виде исключения. Одна моя пассия — сочная дамочка, доложу я, — предохранялась именно этим средством. Пены, должен тебе сказать, как от морского прибоя. Я не поленился и прочитал инструкцию. Слушай. Нет, давай сначала выпьем.
— Давай! За нас!
Худой пес с поджатым хвостом стоял на полустанке.
— Когда я вижу бездомных собак, мне всегда стыдно за мою сытость. — Михаэль ампутировал куриную ножку, попытался открыть окно, но не успел. Поезд тронулся.
— В Германии нет бездомных собак?
— Нет.
— Ни одной?
— Ни одной.
— Вот сволочи!
— Кто?
— Мы, русские, — законченные сволочи, а я — законченная свинья. И объясню почему. Я имел право рисковать своей жизнью, но не твоей. А как тебе русская машина?
— Чудовищно.
— Не понял. Ты рядом с Майнцем живешь? А ты знаешь, что наши из немецкой деревни смотались на «жигуленке» к вам в университетскую клинику — ребенка на консультацию возили, — и ни одной поломки. А от Омска до клиники в Майнце — ровно пять тысяч пятьсот пятьдесят пять километров. По спидометру засекали. А ты говоришь, чудовищно.
— Но в ней же нет гидроусилителя руля.
— А немецкие все имеют?
— Конечно.
— Как на немецком?..
— Серволенкум.
— Вот сволочи!
— Кто?
— Немцы. Лень им, капиталистам, баранку без усилителя покрутить. Но я не закончил. Читаю аннотацию: противогрибковое, противотрихомонадное, пенообразующее и, что самое главное, сперматоцидное средство. Вы чем предохраняетесь с Любой?
— Ничем.
— Но это же… Но она же… Ну конечно, уже… Я обратил внимание в тот вечер, что она практически не пьет. А раньше выпивала?
— Раньше — да.
— И что ты себе думаешь? Эгоист! Но я опять отвлекся. Идея с этим препаратом возникла у меня давно. Как только я стал в уме моделировать ситуацию. Но я не учел одного обстоятельства. Оказывается, в интересном месте пены образуется гораздо больше, чем во рту. Это первый прокол. Я жую, жую, а пены нет и слюны тоже — пересохло во рту, как назло. Кое-как насобирал. Ну а потом, как горечь распробовал, пошла слюна, тут и запенилось. А натурально получилось? Похвали меня. Я люблю.
— Хвалю. А в чем второй?
— А второй прокол в том, что я не помню дней недели. Если бы я сразу вспомнил, что сегодня воскресенье, я бы не согласился завернуть в школу. Цепь ему, козлу, на шею сзади — и повез бы нас, куда приказали. Деньги же при нем были. Я в школу не побоялся заехать, потому что думал, там детишки. Не стал бы он при школьниках волыной пугать.
Князь достал пистолет. Протер рукавом, любовно погладил и понюхал дуло. Натренированным до автоматизма движением извлек магазин. Осмотрел.
— Полный! — Легким, точно рассчитанным ударом с послушным и ожидаемым щелчком вставил магазин на место. — У меня такой «макар» на службе был. А вообще, они дебилы. Нужно было меня бить не тогда, когда я на колени опустился, а когда я стоял. Ты заметил, что я уткнулся лбом в фундамент? Зачем? А затем, что я точно знал, что, во-первых, этот козел меня пригладит моей же цепью, а во-вторых, я тебе уже объяснял механизм бегущей волны. Самым сильным поражающим действием обладают последние звенья цепи. Видел, как распластало морду Коляна последними звеньями? Так вот, когда я просек боковым зрением, что этот козел поднимает цепь, я уперся лбом в бетон и не дал опоясать себя через лоб. Цепь шаркнула по стене, утратила скорость, мазнула по темени, и я отделался незначительной пробоиной.
— А когда ты его за ноги схватил, он же мог выстрелить.
— В том-то и дело, что не мог. В процессе падения мог, конечно, пальнуть и, упав, свободно мог бы разрядить в нас пистолет, но вначале он обязательно должен был попытаться удержаться на ногах. Это физиология. Рефлекс. Это на уровне подкорки. На уровне подсознания. Когда человека резко дергают за ноги, единственное движение, на которое он способен в такой момент, — это балансирование руками в попытке удержаться от падения. Это закон, не имеющий исключений. Тут главное — не дать ему возможности освободить из захвата хотя бы одну ногу. Не случайно борцы любого стиля… да кому я это рассказываю? Ты знаешь это лучше меня. Не случайно борцы дают противнику плечи, локти, даже голову, но шею и ноги — никогда. Этот кретин не сообразил, что физически здоровый мужик, лежащий у его ног, гораздо опаснее противника, стоящего вертикально, принявшего боевую стойку. Не понял и, выражаясь вашим борцовским языком, дал мне возможность «пройти в ноги». И как только он раскинул рученьки для баланса, позабыв о пальце на курке, вот тут ты его и припечатал. Молодчина! Я слышал снизу, как у него чердак загудел. Хорошо, что тебе молоток на правую руку прикрутили. Однако я запьянел. Почему я так быстро пьянею? Уже спрашивал? Значит, действительно запьянел.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу