Карл Верисгофер - Алмазы перуанца

– А завтра будет продолжение, не так ли? – засмеялся «человек-змея».

– Нет, это совершенно невозможно, – отвечал Бенно. – Я предупреждал, что это будет единственный выход! Имей я деньги, я с радостью отдал бы все их вас, мадам, но вторично проделать это представление, право, не могу!

И, пожав всем присутствующим руки, Бенно направился в сопровождении Мигеля к боковой калитке, выходящей на площадь.

– Видите вон там эти таинственные видения? – робким шепотом спросил юноша, наклоняясь к самому уху Бенно.

– Это белое там, над городским рвом, просто туман, мой друг, и ничего больше, уверяю вас!

– Нет, я уж знаю! Это – покровы, все застилающие собой! Давно как-то мне удалось проникнуть под эти покровы, и теперь я знаю… Не ходите вы туда, бога ради, сеньор Бенно, не подходите к ним близко! – молил бедняга.

– Нет, нет, Мигель, вы можете быть спокойны, я туда не пойду!

– Спокойной ночи, сеньор! Меня зовут!..

– Спокойной ночи! – отозвался Бенно и вышел за калитку.

Под свежим впечатлением всего пережитого, а главное, небывалого успеха и громких оваций. Бенно незаметно дошел до городских ворот; теперь ему хотелось как можно скорее вернуться домой.

Позади слышались уже голоса его одноклассников; очевидно, представление кончилось, и они тоже спешили по домам веселой гурьбой, как всегда громко разговаривая и делясь впечатлениями вечера. Бенно решил дождаться их, чтобы идти вместе, но вдруг, когда товарищи его уже поравнялись с ним и обступили его со всех сторон, за его спиной точно из-под земли выросла высокая фигура старика с палкой под мышкой, большими круглыми очками на носу, в опрятном, но довольно поношенном платье, который так и впился глазами в Бенно. Это был Мальман, правая рука торговой фирмы «Цургейден и сыновья», чуть ли не целых пятьдесят лет прослуживший в конторе этой фирмы, такой же человеконенавистник, такой же скряга, такой же ярый противник всяких увеселений и развлечений, как и сам сенатор Цургейден.

– Ну-с, молодой человек, – вымолвил он, усиленно покачивая головой, – что это еще за новости, какими это вы судьбами в полночь попали сюда, за городскую заставу? А?

Смех подошедших гимназистов прозвучал в ответ.

– На часах только десять минут одиннадцатого! – сказал один из гимназистов. – Не знаю, почему у вас уже полночь!

– Плюнь, Бенно, на это старое пугало, пойдем своей дорогой! – говорил другой.

Но старик загородил Бенно дорогу и, стоя против него, сердито постукивал свой палкой о плиты панели.

– Ну-с, сударь, спрашиваю вас, известно ли господину сенатору, что вы в такое время ночи находились еще за чертой города?

– Господин Мальман, – сказал Бенно насколько мог спокойно, – я действительно немного запоздал с моими друзьями, но в этом, полагаю, нет ничего особенно дурного. Что касается того, что я был за городом, это мне никогда не было воспрещено!

– Во всяком случае, я сообщу об этом господину сенатору. Это моя священная обязанность, а я всю свою жизнь не нарушал никогда своих обязанностей и честно служил своей фирме. Ну а теперь марш!

И он быстро зашагал вперед. Мальчики поотстали от него и дружной толпой провожали своего любимца, всячески выражая ему свое сочувствие и негодование против старого соглядатая и доносчика.

На прощание все они дружески пожали ему руку и еще долго смотрели вслед даже тогда, когда он успел уже скрыться в длинном темном проходе цургейденского дома.

– Аи, аи, голубчик, поздненько ты сегодня задержался, ведь скоро одиннадцать часов! – полудосадливо-полушутливо сказал старый Гармс, запирая за ним двери.

– А что? Спрашивали меня?

– Кто тебя станет спрашивать? Кто о тебе заботится или беспокоится? Бабушка не смеет, а дядюшка не хочет! Вот возьми свечу: на лестнице темно, да разуйся лучше здесь, чтобы не стучать каблуками, и ступай осторожней по полу, мой милый!

Закончив свое наставление, старик случайно взглянул в лицо своему любимцу и даже испугался:

– Как ты бледен, родной мой! Уж не болен ли ты?

– Нет, нет, Гармс, это тебе только кажется!

– Ну, уж не знаю, а только выпей рюмочку доброго винца, оно не повредит!

Бенно повиновался, затем осторожно стал пробираться в свою комнату. Плотно закутавшись в одеяло, бедный мальчик, несмотря на теплую летнюю ночь, дрожал как в лихорадке. Что-то принесет ему наступающий день?

Вопрос этот гвоздем засел у него в голове.

Долго-долго не мог заснуть бедняга, а на следующее утро проснулся со страшной головной болью, его знобило, и он был бледен как полотно, но, несмотря на все это, пошел в гимназию: просидеть целый день одному в крошечной комнатке, не видя ни души живой, не имея с кем сказать слова, было бы совершенно невыносимо.