Елена Румянцева - Иди ты в отпуск!

Процесс завораживал.

Продавщица кинула в стаканы лед, воткнула соломинки, с улыбкой протянула нам.

Кисло-сладкий сок утолил жажду лишь отчасти. Мы пошли к морю в надежде полакомиться кокосом.

Кокосовые орехи разного размера и спелости в изобилии росли на пальмах. Я представил, как проворной обезьянкой карабкаюсь на дерево и… помотал головой, прогоняя видения. Слишком уж фантастической показалась большая белая безволосая «обезьяна» на хрупком стволике пальмы. Да и торговали кокосами на каждом метре побережья.

Сиеста. Вьетнамцы отдыхают, свернувшись калачиками там, где застала жара.

Мы прошли мимо дрыхнущего возле горы орехов мужика-торговца, мимо сонно клюющей носом девушки – чего беспокоить? Пусть спят люди. Наконец нашли активную еще бабушку.

Пожилая мадам в шлепках на босу ногу, в черных лосинах, клетчатой теплой рубахе с длинными рукавами прикрывала поясницу пластиковой сумкой – там, наверное, были деньги, а голову – полосатой шляпой с широкими полями. На лице черные очки и маска.

Мадам обрадовалась, кто б сомневался, появлению покупателей, вытащила из холодильника огромный, с голову, кокос.

Дальше слабонервным и беременным лучше не читать.

Бабушка взяла нож с тупой рукояткой и длинным толстым шипастым лезвием. Такой ножик прямо просился под статью «запрещенное холодное оружие». Первым в списке. Тремя точными ударами, хекая, она нанесла ореху раны, несовместимые с жизнью. При этом пальцы ее невозмутимо придерживали кокос в миллиметрах от страшного лезвия.

Я облился потом вовсе не от жары. Кажется, пальцев у бабушки уже четыре, а сейчас будет три! Я зажмурился.

Обошлось. Рукояткой она поддела вырезанную треугольную часть, сунула трубочки с зонтиками и, слегка склонившись, протянула тяжелый кокос нам.

Мы, впечатленные опасным действом, поклонились гораздо ниже, сели на лавочку, молча высосали прохладный освежающий напиток, почти не чувствуя вкуса.

– Нет уж, ну их к черту, эти кокосы, – протянул брат.

Я кивнул: кому ж хочется нести ответственность за отрубленные пальцы?

К обеду мы все-таки проголодались, вернулись в отель и достали бокс с лягушкой. Бедрышки под кляром приобрели сероватый оттенок.

– Мы все делаем неправильно! – заявил брат.

– Почему? – я с облегчением отложил вилку.

– Искать настоящую вьетнамскую еду на набережной, где полным-полно туристов, глупо!

– И что ты предлагаешь?

–Я предлагаю отправиться туда, где не ступала нога белого человека.

– А земноводное?

– Лягушка подождет до вечера, – уверенность в голосе брата задушила мои сомнения на корню.

Часа три мы бродили по городу, пока не нашли район, где туристов не водилось.

На нас откровенно пялились, шушукались за спинами, а кое-кто даже щелкал мобилками, снимая двух белых высоченных красавцев. Ну, надеюсь, что фоткали именно по этой причине. Скромный я, да.

Наконец мы остановились у кафе, словно выдолбленном в каменном доме. Внутри прямоугольная комната со столиками. Сторона, выходящая на улицу, отсутствует. У входа жаряще-варящий прилавок и узкий мангал, где на решетке подрумянивались аппетитные кусочки.

– Утка! – я помахал ладонью, словно флажком.

– Думаешь, по-пекински?

– Да хоть бы и по-нячанговски, попробовать стоит! – сказал я.

Немногочисленные посетители возбужденно переглядывались, как если бы мы смотрели исподтишка на двух великанов-орков, заскочивших перекусить в кафешку северного российского городка.

Да, здесь кормили уткой в трех видах: гриль, вареная и вареная с супом. Мы хотели утку-гриль и поведали об этом хозяйке – пожилой, как и истязательница кокоса, женщине, естественно, улыбающейся.

Напрасно. Хозяйка нас не понимала, а по губам читать не умела.

Я тыкал в мангал, говоря «ту ко-ко-ко», она недоуменно протягивала кусок хлеба. Я показывал на суп, она застенчиво хихикала и водила рукой по банкам с соусами. Рядом с нею стояла малышка, разглядывала нас, распахнув во всю возможную ширь узкие от природы глазенки.

– Отойди, – проворчал брат, – смотри на работу мастера и учись.

Он присел, согнув ноги в коленях, расставил руки, захлопал ими, словно крыльями, и закудахтал.

Наступила тишина, что само по себе для шумного Нячанга невообразимо. В распахнутый рот хозяйки чуть не залетела муха.

Брат распрямился:

– Вот этого – две порции, – он растопырил два пальца.

Она уяснила! Брат торжественно поглядел на меня.

– Кудах-кудах? – повторила хозяйка и нерешительно указала на противоположную сторону улицы, где действительно продавали кур.