Елена Румянцева - Иди ты в отпуск!

В нем были залы и под крышей, и под небом. Разделял их красиво оформленный диванами то ли природный, то ли искусственный ручей.

Рассудив, что мы не римские патриции, чтобы вкушать пищу лежа на диване, мы заняли деревянный стол в открытом зале. Здесь была эстрадная площадка, на сцене голосил русский мужик, исполнял давно забытые в родной стране «хиты». На пятачке вяло танцевали плотно отужинавшие туристы. При этом зал казался почти пустым, настолько огромным он был.

Симпатичная вьетнамка включила нам вентилятор – они тут у каждого столика, принесла меню.

Чернильная ночь клубилась над нами легкими облачками, вентилятор обдувал ветерком, разгонял жару.

– Пора, – сказал я, строго глядя на брата. Он торжественно кивнул.

Мы заказали четыре бутылки «Сайгона» – неплохого вьетнамского пива – и углубились в меню.

Брат разрывался между страусиной отбивной и тушеным крокодилом, наконец заказал устрицы под сливочным соусом и лягушачьи бедрышки в кляре.

Я же с удивлением обнаружил в меню борщ со сметаной и пельмени. Ну а что? Сии блюда во Вьетнаме – чем не экзотика?

Принесли борщ и устрицы. Мы переглянулись.

Дело в том, что тарелки иначе как тазиками не назовешь.

В моем тазике с борщом одиноко белела капля сметаны. Вьетнамцы едят все: от жареных кузнечиков до зародышей утки, – но не употребляют сметану, не понимают, что это такое, а вот русские требуют, значит, надо.

На плохом англо-русско-вьетнамском языке я объяснил официантке вопиющее несоответствие рецепту и попросил добавить хотя бы еще ложку.

– И бутылку минералки! Холодной! – добавил брат. Он почти прикончил вкусных устриц, снисходительно поделившись со мной одной – самой маленькой.

Вьетнамочка счастливо кивала.

Позже я узнал, что тут не торопятся изучать языки и буквально читают по губам, угадывая желания заказчика.

Она притащила большой поднос с лягушкой, вернее, с бедрами, которые, прямо скажем, стройностью не отличались, горшок с пельменями, плошку со сметаной.

– Минералку забыла, – посетовал брат.

Я закинул сметану в борщ, надо сказать, приличный.

Брат осторожно откусил кусок лягушачьего бедра, прожевал:

– Как курица. Очень старая, но активная курица, без жиринки, – он почему-то посмотрел на мои пельмени и облизнулся.

– Не факт, что они из привычного мяса, – вяло попробовал возразить я. Вяло, потому что сквозь борщ в тазике просвечивало донышко, и пельменей я уже не хотел, разве что пяток.

Снова подошла пожизненно-радостная официантка. Оказывается, она ничего не забыла: водрузила на стол кувшин со сметаной – пол литра, не меньше – поближе ко мне. Ага, значит, первая маленькая плошка с оным продуктом предназначалась для пельменей. Поставила перед братом большую металлическую миску с колотым льдом. Горку ледяных катышков украшали щипцы.

– Это что, минералка? – брови брата уехали к макушке. – Я просил воды.

Вьетнамочка весело залопотала. Я выловил из ее речи знакомые слова: «кен» и «нуотц», – что перевел как «мороженая вода». Мол, любые капризы за ваши деньги.

– Все верно, ты заказывал холодную, ты ее и получил…

Пришлось довольствоваться пивом.

Мы покинули ресторан «Армения» с боксом, в который нам упаковали лягушек, мило обсыпанных заново зеленью и ломтиками огурцов…

Обильный ужин потребовал долгой прогулки по ночному Нячангу. На улицах еще вовсю торговали вкусностями и, соблазнившись, мы купили запеченного прямо в панцире лобстера.

Я никогда не был против ночного перекуса, поскольку он не прибавлял ни капли жира нашим поджарым телам.

Возле отеля витал странный запах, будоража носы композицией хлорки, лекарств, тухлятины, гнили с примесью свежих анисовых нот. Ощущение, что тут был сход больных чем-то вьетнамцев, которые одновременно пукнули.

Причина запаха обнаружилась сразу. На открытой веранде сидели девушки и ели дуриан.

– Мы же дуриан хотели купить! – вспомнил я.

– Завтра, – брат зажал нос и быстренько скрылся за стеклянными дверями отеля.

Утром солнце решило основательно поджарить туристов. Жара стояла такая, что все мысли о еде вызывали тошноту. Мы даже завтракать не стали, решив, что к обеду вполне созреем до лежащей в холодильнике лягушки. Хотелось пить, и только пить.

Помня представление вьетнамцев о «холодной минералке», мы решили попробовать местные соки, вышли на набережную и остановились у незнакомого агрегата.

С одной стороны машина обстругивала палки, перемалывала стебель-сердцевину, с другой из краника в подставленный стакан выливалась желтая пенная жидкость – сок сахарного тростника.