Эль Берг - Живущие во мраке. Хроники Перворожденных

Великий Корнуолец надеялся, что Торгрейн призовет брата к ответу, но тот медлил, полагая, что таким образом Арес вымещает свою злость из-за решения передачи трона не в его пользу. Кто знает, может Торн выжидал подходящий случай, чтобы незамедлительно урезонить старшего брата и отправить его в Ссылку (или Изгнание) – самое жаркое и пустынное место на планете, африканскую пустыню.

Обычно наказанию Ссылкой подвергали предателей и убийц. Ежели один Перворожденный был замешан в убийстве другого Перворожденного без весомой на то причины, например, не защищался в честной битве, то его приговаривали к Изгнанию, сроком от одного года до нескольких десятков, а то и сотен лет. А оно означало скорую смерть или мучительное и жалкое существование вдали от привычного образа жизни.

Провинившийся был обречен жить в ливийской пустыне, близ нагорья Тибести, прикованный длинной цепью к одной из скал, временно укрывающей от палящего солнца. Вторую же часть дня нужно было зарываться в песок или некими ухищрениями избегать губительных солнечных лучей. К тому же, сама стальная цепь заключала в себе примеси серебра, которые ужасно раздражали кожу наказанного, вызывая нестерпимый зуд и жжение, а заодно и лишали преступника всех его сил, данными ему при рождении или после Призывания.

Питался он случайно пойманными мышами, змеями, и прочими обитателями пустыни, попавшими ему в руки. Порой, обезумев от постоянного страха попасть под палящее солнце, натерпевшись от ожогов и ненасытного голода, преступник в какой-то момент кидался на открытое пространство, чтобы его муки поскорее закончились.

Наказание было жестоким, но тем сильнее должен был быть страх перед ним. Тот факт, что Арес совершенно не боялся этого, не смущал ни Вильгельма, ни Торгрейна. Закон есть закон. Он одинаков для всех, какое бы высокое положение не занимал преступивший его.

Однако, Вильгельм надеялся, что ему не придется услышать однажды, что Арес подвергнут наказанию Изгнанием. Все-таки он приходился ему единокровным сыном.

Все утро над берегом висел густой молочный туман. Он расползался во все стороны и тянул дрожащие щупальца вверх, постепенно завладевая сперва исполинским утесом, на котором гордой твердыней возвышался Штормхолл, а затем и самим особняком, одолев, правда, всего лишь четверть здания.

Валерия молча созерцала это зловещее великолепие, невольно восхищаясь мистической красотой этих мест. Снизу доносился гул океанского прибоя и редкая чайка взмывала к верхушкам гранитных скал, предпочитая в такое ненастье ютиться в расщелинах, старательно оберегая птенцов широкими крыльями.

Между тем голубоватые нити окутали ступни и лодыжки Валерии, и внезапно она почувствовала себя очень одиноко, несмотря на четверых гвардейцев, стоявших чуть поодаль, охраняя ее, а заодно и наблюдая за новой хозяйкой Штормхолла. Торгрейн строго настрого приказал им не отступать от жены ни на шаг, в чем она уже успела убедиться. Стражи не говорили с ней, не прикасались, но действовали на нервы удручающим образом своим тихим и навязчивым присутствием.

За последние несколько суток Валерия имела возможность убедиться не раз в том, о чем сначала догадывалась, а потом и убедилась. Страх сменился неверием, неверие – потрясением, а уж потом пришло и осмысление. Девушка сделала потрясающее открытие – вампиры существуют!

Сразу после церемонии, напуганная и озадаченная странным скреплением брачных уз с распитием крови жениха и невесты, Валерия больше молчала, порой не в силах поверить, что находится в Великобритании, а не в родном Петербурге. Она с опаской ожидала и брачной ночи, полагая, что последуют еще более шокирующие события в угоду языческим традициям этих варваров. Но муж даже не попытался поцеловать ее.

Его холодное поведение окончательно сбило с толка Валерию. Разве они не муж и жена отныне? Девушка попыталась прочесть хоть что-нибудь на его неправдоподобно красивом лице, столь же белом, как тот мрамор, которым изобиловали стены и пол. Но тщетно. Торгрейн уехал в спешке, не пробыв с женой и трех часов. Не был ли тому виной Арес?

Валерия вспомнила выражение лица Торгрейна, когда Арес появился на церемонии. И померещилось ли ей та отчужденность, с которой братья говорили при ней? Сам Арес, хоть и улыбался вовсю, в отличие от мрачного, как туча, Торгрейна, но при этом его улыбка грозила вот-вот превратится в звериный оскал.