Вальдемар Крюгер - За Рифейскими горами

Матюша закусив губы вываживал мотающегося то вниз, в спасительную глубину, то на поверхность воды, то вправо, то влево, пойманного ленка. Бечева больно врезалась в детские руки, но Матюша похоже не чувствовал боли.

Стоявшему на берегу Захару было плохо видно происходящее на середине протоки. Он привстал на цыпочки, дергал руками, как будто он сам вываживал рыбу. Вконец не утерпев, он закричал во все горло.

– Держи его Матюша, держи! Тяни в лодку!

Матюша, словно услыхав слова деда, изловчился, и втянул рыбину в чрево качающейся плоскодонки. Крупный ленок, забил хвостом по обнаженным ногам цветущего от счастья Матюши.

– Какой здоровущий! Ух! – вымолвил восхищенный мальчик.

Марья, безмолвно наблюдавшая за всем происходящим, была безмерна горда за своего такого маленького, и такого большого сына. Молодец сынок!

Иван улыбнулся во все лицо, укусил кончик прокуренного уса и довольно, нараспев, произнес.

– Мужик! Наших кровей, ашпуровских!

Ленок, был последней на сегодня пойманной рыбой. Оно и хватит.

Подчалив к берегу, Ашпуровы разгрузили лодку. Все мужчины по очереди поднимали в руках пойманного красавца-ленка. Красноперый молодец сверкал серебряной чешуей, лениво шевеля пятнистыми плавниками. Захар поднял рыбину в руке над головой и довольно произнес.

– Фунтов на пять смело! А то и с гаком!

Ужин семье Ашпуровых был обеспечен. Смогут вечером с устатку ушицы похлебать!

Инцидент с улизнувшим окунем, уже почти и забылся. Счастье рыбака, как и охотника, изменчивое. Сегодня пан, завтра пропал.

Через полчаса пофыркивающий Гнедок вез семью Ашпуровых к родному дому. Проселочная дорога, по которой они ехали, вела мимо изгороди деревенской поскотины.

Поскотина была в дореволюционной России одним из неотделимых атрибутов сельской жизни. Крестьяне жили в общинах. Каждая из деревенских общин имела закрепленные за ней сельскохозяйственные угодья, делившиеся на следующие категории: пашня, пастбище, сенокосы и лесные угодья. В Сибири, в Чаловке в частности, каждый крестьянский двор имел свой участок, или же несколько участков пашни, когда-то отвоеванных предками у матушки-тайги. Сенокосы тоже находились в частном владении отдельных семей. Каких-либо свидетельств на право владения не было и в помине. Сибирские заимки, которые возникли большей частью в XVIII–XIX веках, были не что иное, как самовольный захват земли и не имели под собой никакой правовой основы. После того как несколько поколений прожили на отвоеванном у природы клочке земли, они считали пашню или сенокос своей частной собственностью, что на самом деле не отвечало истине. Тем не менее, такая практика частного землевладения была широко распространена по всей территории Сибири и позже Дальнего Востока.

Мы останемся пока что в Чаловке. Здесь, как и в других деревнях, урочища, в которых располагались пашни переселенцев, зачастую получали названия по фамилиям, вспомним Ашпуровский остров, или же по прозвищам их хозяев. В то время во многих селах односельчане давали землякам прозвища. Они прилипали к человеку словно репей, и сопровождали его до самой смерти. Не всегда безобидные, они как правило отражали суть того или иного индивидуума. Один из них бредет как раз по полевой дороге, навстречу возку Ашпуровых. Вот он герой нашего, вернее уж говоря, давно прошедшего времени.

На обочине дороги, в невесть откуда взявшихся здесь лопухах, стоял розовощекий детина, наблюдавший с открытым ртом, кто же это приближается к нему на конной повозке. Светлые, льняного цвета волосы этого доброго молодца, окаймляли скобкой его крупную, лобастую голову, украшенную просторными раковинами ушей, да удивления напоминавших росшие под его ногами лопухи, и объемистым, курносым носом, про который в народе говорят: « на семерых рос, одному достался ». Но все же главная достопримечательность этого завсегдатая деревенских новостей, была уже вскользь упомянутая прическа, известная в народе под названием – горшок. Что и дало повод односельчанам окрестить сего доброго молодца титулом – Сенька-Горшок. Усердно кивнув «горшковой головой» Сенька-Горшок поздоровался с людьми в поравнявшейся с ним повозке.

– Бог в помощь!

Иван Ашпуров ухмыльнулся на запоздавшее по времени приветствие. Солнышко к закату клонится, все добрые люди уже уработались и домой едут, а этот простофиля видно только глаза продрал и поплелся куда-то. Не зная, что же ответить «горшковому» односельчанину, он усмехнулся и язвительно произнес.