Единственно, я не совсем точно смоделировал условия, если вы в Антарктиде, то Табуреткин окажется полярником, если на Луне, то лунатиком, если на даче в понедельник – пенсионером, а если в пустыне, то верблюдом?! Кругом наши! Век бы их не видеть! Похоже у меня трудности с формулировкой закона, но я его чувствую. Суть в том, что все наши с вами встречи не случайны, только когда живешь в толпе очень трудно распознать эту неслучайность. Видимо, на кратере вулкана проще. Взять хотя бы того же Пифагора Соломоновича. Я, наконец-то, запомнил последовательность его имени и отчества.
***
– Итак, Андрей, – обратился он ко мне, – продолжаем разговор?
– Продолжаем, – согласился я, улыбаясь. И взял эту фразу на вооружение. Соломонович вызывал во мне бешеную симпатию.
– Куда путь держим?
И я, пытаясь проникнуть во вселенную его сияющих глаз, рассказал: и про старика, и про маршрут и про свои сомнения… Нам уже никто не мешал, и не надо было размахивать пистолетом.
Пифагор Соломонович даже задумался. С него почти слетела оболочка игривости.
– Андрей, выход и вход – это почти всегда одно и то же. И на первый взгляд определяется направлением движения. Но на самом деле – только конечной целью: влезть или сойти. Помочь я тебе не смогу. Мы живем в Шаранге, это почти верховья реки, а заповедник – в среднем течении и даже ниже. Это другой административный район: ни знакомых, ни бывших учеников. И про твоего старика у нас никто не слышал. Но теперь я понял, почему ты задал свой вопрос. Но не знаю, что ты хочешь у него узнать… Ты сам-то знаешь?
– Нет, – честно ответил я.
– Так вот. Ты хочешь убедиться, что он не сумасшедший. Что с головой у него все в порядке. И что такой образ жизни не убивает человеческую личность и не вызывает деградацию. Тебе даже не интересно от чего убежал он, у каждого свои причины для бегства.
– Спасибо, – ошарашено поблагодарил я. Пифагору Соломоновичу удалось за несколько минут наполнить мое путешествие смыслом. До этого мое желание найти Старика было каким-то инстинктивным – просто увидеть. Я даже не знал о чем с ним говорить. Ай да царь, ай да Соломон!
– На здоровье,– продолжал он, – есть другая проблема, я возвращаюсь к твоему вопросу. Как написал Фридрих Энгельс «каждый человек нуждается во сне, пище и удовлетворении своих половых потребностей». Это друг мой физиология, без которой нельзя.
– Да ему за эту фразу памятник поставить надо, – согласился я, – если бы наши «товарищи» взяли бы ее на вооружение (он ведь все-таки был основоположником марксизма-ленинизма), Советский Союз до сих пор бы Стоял!!! Эта статья называется «О семье в буржуазном обществе», мы ее в университете проходили по предмету история КАПЭЭСЭС.
– После революции большевики реально пытались воплотить эту идею в жизнь, – продолжал Пифагор Соломонович, – ты что, никогда не слышал про лозунг, что женщины должны быть общими? Про коммуны?
– Слышал, – неохотно согласился я, – но так, на уровне слухов и легенд.
– Правильно, потому что они вовремя опомнились и потом стыдливо замалчивали сей факт своей истории как позорный.
– Но Энгельс то тут причем, – обиделся я за Фридриха, – почему общие женщины, а не мужики? Как это вообще могло сочетаться с идеей равенства и братства?
– И не сочеталось, ошибочка вышла, – Пифагор Соломонович снова начинал заводиться.
– Да не поэтому, – возразил я. – Одно дело «обобществлять» чужое, тут мы все готовы! Другое – делиться своей женщиной. Знаете, я все-таки, сторонник идеи «поцеловал – женись».
– Не понял, – язвительно пропел Пифагор Соломонович, – где же соединяется признание секса физиологической потребностью и Ваше чувство порядочности?
– В семье, – четко ответил я, поражаясь, насколько быстро созрел ответ в моей голове. Я бы сказал, независимо от моего сознания. Или он там уже был? Вряд ли. Аналогично у меня в свое время выскочило «бомжом».
Соломон ликовал, он ревел как самец оленя после первых заморозков:
– Браво! Отлично! Молодец! Пять баллов! – искры сыпались во все стороны.
– Вы, наверное, не только русский язык и литературу преподаете? – мне на миг показалось, что Пифагор Соломонович как то очень профессионально управляет ходом моих мыслей. И вспомнил, как сам преподавал в сельской школе, помимо химико-биологических дисциплин, и географию, и пение, и труд.
– Все подряд, – быстро ответил он, не желая менять темы. – А как же любовь, Андрей?
– У меня есть двоюродный брат, которого я не видел лет 25. Я еще учился в школе, а он пришел из армии, и мы встретились с ним на деревне у бабушки. И я ему задал этот вопрос. Он ответил буквально следующее: «Любовь – это почти выдумка. Настоящая любовь встречается очень редко, может быть одна на десять тысяч пар. Представляешь, как тебе должно повезти?! Остальные живут просто так».
Читать дальше