Константин Шахматский - Раскольники

Ну а сам Пащенко имел то же пагубное пристрастие, что и его молодой коллега. Сразу после обеда приятели сели в вист. Салтыков сходу проиграл Константину Львовичу несколько партий и господам подали кофий. Тут же выяснилась и еще одна интересная подробность. Управляющий рассказал, как год назад разоблачал в Ярославской губернии секту раскольников и героически завершил дознание. В ответ Салтыков поделился некоторыми деталями своего нынешнего расследования по делу старообрядца Елчугина, и господа чиновники окончательно сблизились.

После третьей проигранной партии, Салтыков, как бы в шутку спросил:

– А нельзя ли, дражайший Константин Львович, устроить мой перевод в ваш департамент?

– А чем же вам свой не по нраву? – так же в шутку отвечал Пащенко.

– Да слишком уж хлопотно.

– Думаете, у нас по-другому будет?

– Нет, не думаю. Но по вашей линии у меня появится больше возможностей.

– Не знаю, не знаю, – качал головою Пащенко, – Ничего конкретного обещать не могу.

Салтыков приуныл: старый хрыч ломал его планы. Но Константин Львович, желая подсластить пилюлю, вымолвил:

– Ваше стремление похвально, ежели продиктовано благими намерениями. Я вот, к примеру, имею желание многое поменять в здешнем распорядке, потому как перед отъездом имел беседу с самим министром…

Салтыков вздохнул:

– Советуете и мне заняться тем же? Ну-у-у, я могу, конечно. Отчего бы и нет. Прикажете гербовые пуговицы на мундирах обратно поменять?! Извольте, перешьем!

Внимательно посмотрев на поникшего Салтыкова, Константин Львович сказал:

– Давайте-ка, Миша, вернемся к этому разговору несколько позже. Я осмотрюсь, освоюсь. Войду, так сказать, в должность….

– Непременно, – отвечал Салтыков, – Еще партию?

– А давайте! – махнул рукою Пащенко.

Дальнейшие партии выигрывал исключительно Салтыков, удовлетворенно покрякивая и, всякий раз, требуя реваншу.

– Вот он, ваш покойничек, – сторож ткнул пальцем в лежащий на полу труп.

– Точно он?

Чиновник особых поручений Аверкиев неприязненно поморщился. Он не любил трупы. Даже побаивался.

– И что, он вот так неделю и лежит, на полу?

– Восьмой день, – уточнил штафирка, поднимая лампу повыше, – Водичкой холодненькой окатываем время от времени, и ничего, не жалуется.

Подобный цинизм от видавшего виды служителя был вполне объясним. Человечек склонился над мертвым телом и сунул лампу ему в лицо. Аверкиев утвердительно кивнул, давая понять, что осмотр закончен. Отступив в сторону, спросил провожатого:

– Никто, значит, не приходил за ним, не справлялся насчет личности?

– Нет. Кому он, бродяга, нужен. Документов при нем не было, – мужичок почесал под мышкой, потом закашлялся, – Его же сначала в Лефортово хотели везти, но там занято. Пришлось к нам в часть отправлять, для выяснения. Потом ждали дохтура…

Аверкиев, недослушав объяснений смотрителя, замахал перчаткою, дескать, пора бы наружу. Выскользнув с завидным проворством на улицу, коллежский асессор радостно глотнул свежего воздуха.

– У-уф!

Следом из подвала покойницкой поднялся и сам мужичок, в стеганой душегрейке поверх непонятного цвета рубище и подшитых валенках. Нагло уставившись на чиновника, протянул раскрытую ладонь.

– Значит, вскрытие уже делали? – спросил Аверкиев, не обращая внимания на понятный жест.

– Огнестрельное ранение в голову. Остальное в целости, – досадливо выдохнул человечек, – Что зря полосовать, и так ясно: пульнули в затылок, и вся любовь. Дохтур с ним, конечно, повозился, но что он там колдовал, мне не ведомо.

– Из револьвера стреляли?

– Может из револьвера. Пулю-то не нашли. Навылет прошла.

– Понятно, – хмыкнул чиновник, – И кроме одежды никаких предметов при нем не было?

– Этот вопрос не ко мне, ваша милость. Ко мне покойнички налегке попадают. Не обремененные, так сказать, излишним имуществом.

– Понятно, – повторил чиновник.

– Вот полежит еще недельку, схороним за казенный счет. А так…

Аверкиев достал из кармана монетку и сунул сторожу.

– Благодарствую, – пробормотал маленький человек, разглядывая медный гривенник, – А ведь с ним ведь еще одного старообрядца привозили, для допроса. Весь день держали, вечером только выпустили.

– Вот как?!

– Да-а. На извозчике уехал. Бородатый, как черт. А во рту зуб из золота.

– И как же ты впотьмах золото разглядел?

– Ругался он сильно, матом кричал.