Петр Ингвин - «Зимопись». Книга 1 «Как я был девочкой»

Подражая собакам, он выдал глухой рык из глубины горла, опустился на четвереньки и ринулся на наступающего противника.

Первый ряд неудобно скачущих по сену тварей остановился в недоумении. Что-то свирепое и страшное неслось на них, не боясь, а угрожая. Этот язык они понимали. Смерть. Не всем. Но всем, до кого дотянется, пока остальные превосходящими силами будут обгладывать еще живые косточки.

Смерть во плоти. Они чувствовали ее запах.

И собаки отступили. Свора метнулась назад, в кусты, в ужасе от такой близкой, жуткой, неминуемой смерти.

Абдул-Малик остановился на границе сена и кустов. Словно обозначил территорию. Территорию смерти.

Собаки тоже остановились. Эффект неожиданности прошел, они опомнились. Человек — один. Их много. А он один, одетый, пахнущий именно человеком.

Повторно напасть успели только самые первые: смерть встретила их ударами ноги в пузо, захватом за задние ноги и броском в остальных. Умчавшимся в кусты было не до схватки, всюду раздавались душераздирающие утробные крики боли. Одна псина выскочила на открытое пространство и на глазах была пригвождена к земле вылетевшим из леса копьем. Остальные побежали. Скулящее поле боя вмиг очистилось от боеспособных тварей.

— Тома, — позвал я. — Вылезай. Кажется, спасены.

Позади меня проснулся сенный вулкан. Из кратера выдвинулась голова:

— Кем?

— Хочу ошибиться, но, по-моему, хозяевами одежды.

Девушка на секунду задумалась.

— Это хорошо или плохо?

Из кустов появлялись люди. Или не люди. Сто процентов — гоминоиды. Одна голова, две ноги, две руки. Или лапы. Не видно. На зеленом фоне ярко выделялись белые балахоны до земли и остроконечные колпаки-маски с двумя глазными дырками. Существа выглядели как американские ку-клукс-клановцы, только без круглого креста на сердце. Еще похожи на штурмовиков из космической саги: тоже без лиц, белые, с оружием. Копья не тянули на бластеры, зато на поясе у каждого висело что-то непонятное. Длинное, утолщавшееся книзу. Похоже на бейсбольную биту. Световой меч?

Количество неизвестных также не поддавалось исчислению. Кусты и лес скрывали основную часть. На виду одновременно находилось три, четыре, максимум пять. Из-под длинного одеяния иногда виднелись ноги в сандалиях со шнуровкой вверх по голени как у римских легионеров. Поразил не столько внешний вид, сколько язык: они говорили по-русски. Ну, почти по-русски. Непонятны лишь отдельные фразы. А понятое радости не прибавляло.

Они хотели нас убить. Да, спасли, чтобы убить. На Востоке ворам отрубали руки. Возможно, здесь отрубают головы.

К нам никто не подошел. Туземцы смотрели издали, совещались и, кажется, кого-то ждали. Жреца, что вырвет сердце или специалиста по грамотному нанизыванию на кол?

Это мои домыслы. Они просто ждали. Говорили про погоду, упавший флаг, святой причал и сколько можно ждать. Про много работы, ни дня покоя и расплодившихся волков. Про ангелов, чертей, недавнюю смерть близнеца и чью-то последнюю надежду. Периодически упоминалось что-то, похожее на Калевалу с ударением в конце. Этот рефрен звучал постоянно: «Калевала, калевала!» Или что-то вроде того. Карелы, что ли? Почему остальное по-русски? Может не Калевала, а какое-нибудь алаверды? Тогда совсем хрень выходит. Трудно издалека и в полуха воспринять неизвестное. Но про убить я точно слышал. Полный штиль позволял.

Наши сторожа натаскали дров, развели костер и подвесили огромный казан. Варить нас собрались?

На мачте, приколоченной к верхушке дерева, снова взвилось полотнище. Вслед за первым, поднятым чуть выше, показалось второе. На двух наши приятели остановились. Отсутствие ветра не мешало разглядеть: флагами были такие же одноцветные тряпки как дерюжка, из которой сделана наша одежда. Ни рисунков, ни гербов. Обычные сигнальные флаги. Мол, добрались, все нормально, птички в клетке. Или: набирайтесь аппетита, ужин скоро будет.

Неприятные фантазии.

Потянуло дымком и чем-то вкусненьким. В животе квакнуло. И явно не у меня одного. Нужно отвлечься. Время, что нас не трогали, употребили на перевязку Шурика.

— Извиняюсь спросить, — он с трудом превозмог боль, — мы на Земле или как?

Снова ставший обычным Малик туго перематывал одну его ногу, Тома протирала кровь на второй. Я подавал полосы, на которые рвал оставшиеся вещи: одеться Шурик был не в состоянии. Мы просто прикрыли его полотном из распоротой штанины.

— Гравитация в норме. — Малик мимолетно глянул вверх. — Солнце такое же, примерно там же. Воздух и собаки чисто земные. Природа и запахи тоже. Если этого мало, ночью посмотрим на Луну и звезды, уточним.