Мария Шенбрунн-Амор - Бринс Арнат. Он прибыл ужаснуть весь Восток и прославиться на весь Запад

Едва скончался от таинственных колик властитель Алеппо Исмаил, сын Нуреддина, – а мешавшие Саладину на этом свете никогда не заживались, – султан начал перебрасывать войска из Египта в Сирию. Вот тогда Волк Керака напал на богатый караван, направлявшийся из Дамаска в Мекку. Вовсе не из одной алчности, хотя золото, шелк, жемчуг и ладан еще никому не мешали. Время нападения было выбрано так, чтобы отвлечь внимание султана от Алеппо, притянуть огонь на себя. Бринсу Арнату та победа стоила благоволения Бодуэна, главным бароном в королевстве стал Триполи. Зато эмир Мосула успел вступить в Алеппо, и город еще два года не давался Айюбиду, да и уважение исламского мира к Саладину покачнулось, когда обнаружилось, что глава джихада, всесильный султан Египта и Сирии, не может обеспечить безопасность хаджа. В отместку жестокий язычник захватил и заточил пятнадцать сотен ни в чем не повинных пилигримов из Европы, пригнанных бурей к египетским берегам.

Архиепископ Тира Гильом расписал сеньора Заиорданья в своих «Деяниях франков за морем» в самом неприглядном виде. Гильом надеялся стать патриархом Иерусалима, но Шатильон поддержал избрание Ираклия на патриарший престол. В отместку отвергнутый архиепископ обвинил Рейнальда в жестокости, непослушании и безответственности. Но как бы не очернял хронист Волка Керака, Рено тогда признал главенство Триполи. Он и во время короткого царствования Бодуэна V продолжал прислушиваться к Сен-Жилю, вновь заполучившему бальяж. Шатильон доказал, что понимает необходимость единства латинян гораздо лучше, чем понимал это сам Триполи весь последний год.

Впрочем, грош цена писаньям обиженного архиепископа, исказившего, а то и полностью утаившего славные деяния Рено и тамплиеров. Чего стоила одна невероятная эскапада Бринса Арната в Красном море! Два года Рено готовился к ней. С помощью бедуинов-шиитов – недаром его самого прозвали франкским бедуином – на спинах верблюдов переволок пять построенных им галер от Соленого моря в залив Аккабы. Два корабля под его командованием охраняли у острова Фараонов отвоеванный им порт Айлу, а остальные, укомплектованные тремястами воинами и басурманскими пиратами, целый год грабили и топили магометанские суда, и разоряли берега Аравии, уже лет пятьсот не видавшие креста. Бринс Арнат и его люди ходили в Джедду, доплыли до Адена, сожгли порт Медины. Они сделали Тростниковое море непроходимым для мусульманских торгашей и даже внутрь суши совершили дерзкий рейд. Не ожидали басурмане в сердце ислама христианских мстителей.

Рейнальд мечтал полностью разграбить их священные города, уничтожить могилу их Пророка, предать все магометанские капища глумлению, разрушить их Каабу и утопить в море их черный камень, но нехватка людей и лошадей помешала. Эх, были бы все защитники Заморья так же дерзки, кто знает, чего бы они добились?

А теперь ему глотка воды не добыть.

Уже через год адмирал султана разбил крошечный флот Рено, предал захваченных корсаров мучительной смерти, а тех, кого не казнил, ослепил, чтобы они никогда не смогли указать путь к святыням ислама. А все же Шатильон помог Бодуэну, воевавшему той зимой в Сирии: надолго остановил морскую торговлю нехристей, навел ужас на басурманское побережье, заставил трепетать Мекку и Медину, а главное – опозорил Саладина и вернул себе дружбу больного венценосца. Воспоминание об этом даже сегодня поило душу почти как вода.

Именно тогда Айюбид поклялся убить франкского Дьявола собственной рукой. Теперь вряд ли что-либо может спасти Рено. Хотя… Султан всегда был способен на неожиданные галантные жесты даже по отношению к смертельным врагам. Когда он осадил Керак во время свадьбы Изабеллы и Онфруа, Стефания послала ему угощение с праздничного стола. Курд оценил браваду франкской дамы и в ответ обещал не обстреливать башню новобрачных.

Даруй, Господь, долгие дни этой лучшей из женщин. Та заминка в каменном ливне позволила дождаться сигнального огня с Башни Давида, сообщавшего, что уже слепой, умирающий Бодуэн IV на носилках спешит спасать Крак де-Моав. Эх, что говорить, в одном ногте разлагающегося заживо короля было больше решительности, доблести и здравого смысла, чем во всех остальных пуленах вместе взятых! Даже когда несчастный Прокаженный стал неузнаваем, когда нос его провалился, жуткие язвы покрыли руки и ноги, когда он мог лишь невнятно шептать и его таскали в паланкине, Бодуэн IV и тогда оставался самым мужественным рыцарем Утремера.