Мария Шенбрунн-Амор - Бринс Арнат. Он прибыл ужаснуть весь Восток и прославиться на весь Запад

Да только если Сатана задумал сделать исполнимое неисполнимым, ему оказалось достаточно отдать армию франков под общее командование безмозглого Лузиньяна, его коварного соперника – умника Сен-Жиля и неуправляемого Жерара де Ридфора.

Вчера утром они двинулись маршем по старой римской дороге. На выходе из Ла Сафури сержантам пришлось зарубить какую-то неугомонную древнюю старуху, злобно проклинавшую «грешных разбойников» и сулившую им погибель. Сельджукские конные лучники обстрелами и непрекращающимися нападениями замедляли движение тамплиеров в арьергарде, а авангард стремился поскорее достигнуть спасительного озера, и вскоре колонна опасно растянулась меж холмов. К полудню все же пробились к источнику Турана, но воды там оказалось – кот наплакал, и Сен-Жиль, которому принадлежала привилегия возглавлять и вести ополчение по своей земле, предложил двинуться к источнику Саджара. За каждую пядь приходилось сражаться с армией Саладина, и вскоре люди и лошади изнемогли от усталости и жажды. Сарацинам удалось оттеснить христиан с намеченного пути и отрезать им возвращение к Турану.

Еще до захода солнца Магистр тамплиеров заявил, что его воины обессилели и валятся с ног. Сен-Жиль посоветовал разбить лагерь на сухом плато у деревни Марескальция. Скоро обнаружилось, что тамошние колодцы, наполнявшиеся зимними водами, высохли. Франки знали каждый камень и источник в Галилее лучше, чем дорогу от собственной постели к ночному горшку, но к концу первого дня они прошли лишь половину пути и потеряли треть людей.

От жажды у Рено закружилась голова. Свой последний глоток из походного бурдюка он сделал еще ночью, когда душащая гарь подожженной степи и жар запаленных врагами костров превратили разбитый ими лагерь в сущую преисподнюю, а басурмане непрестанно подвозили на верблюдах кувшины с озерной водой и на глазах у задыхающихся страдальцев выплескивали драгоценную влагу на землю. До утра франков поливал адский дождь сельджукских стрел, и уши закладывали непрестанные жуткие вопли «Аллаху Акбар!». Тут уже не одна сумасшедшая старуха, но и Сен-Жиль предрек, что все они непременно погибнут и королевство обречено. Местные друзы, не простившие латинянам разрушения Сарахмула, увидели, что положение христиан безнадежно, и переметнулись на сторону магометан.

Спасительная чаша Тивериадского моря мерцала внизу, до нее рукой было подать, но от сухих солдатских глоток ее отделяла тридцатитысячная армия Саладина, непроходимая глупость Лузиньяна и предательство графа Триполийского.

Рассвет дня святого Мартина из Тура застал франков в плотном кольце врагов и огня. Несколько рыцарей графа Триполийского – Бодуэн де Фортью, Раймонд Бак и Лаодиций де Тибериас, пусть души их никогда не обретут прощения! – перебежали к врагам Господа и рода человеческого, а остальное воинство, полумертвое от вчерашнего перехода по безводной местности, от ужасной бессонной ночи в огненном пекле, дыме и под обстрелами, свернуло, по совету все того же Сен-Жиля, к Евангельской Горе Блаженств, вздымавшейся над равниной двумя верблюжьими горбами. Им удалось пробиться к ее подножью, но и здешний родник был сух.

Тогда граф Триполийский построил отряд клином и бросился в конную атаку на вражеское кольцо. Эмир Техеддин немедленно открыл в своих рядах проход для недавнего союзника и для четверых его пасынков и вновь сомкнул строй за последним из людей Триполи. Вместе с ними из смертельного окружения выскользнули также Реджинальд Сидонский и Раймонд Антиохийский, сын Заики и крестник Сен-Жиля. Отдельным маневром удалось вырваться только Балиану Ибелину и бравому сенешалю Жослену Эдесскому. Такой уж он человек, Жослен. Слишком умен, чтобы геройски защищать гиблое дело. Как бы то ни было, беглецы бросили соратников на верную смерть.

Совсем рядом, в Тивериадском озере, дезертиров ждала вода, сладкая и опьяняюще свежая. Вот он – вкус предательства, он благоухает свободой и жизнью. Это преданность и честь воняют потом и кровью.

После этого оставшиеся в окружении пали духом. Но последняя надежда исчезла, когда неверные отбили драгоценную святыню – Животворящий Крест. Патриарх Ираклий отговорился от участия в походе болезнью, – трусостью та болезнь прозывается, – и раскопанную на Голгофе Еленой Равноапостольной святыню нес в бою епископ Акры, мир ему. Госпитальеры и тамплиеры продолжали мужественно сражаться в первых рядах, но вскоре все обезумели от жажды, усталости и жары, от гари и чада запаленной степи – и ряды латинян сломались. Всадники исступленно пытались опрокинуть сарацин и пробиться к озеру, а пешие лучники бросились спасаться от удушливого дыма под развалинами стены на верхушке северного холма. Без защиты лучников рыцари теряли под вражеским обстрелом коней, и некому стало оборонить пехотинцев от сельджукских сабель.