Любовь Рябикина - Горечь победы

– Выходите, господин журналист!

Пауль встал в кузове на дрожащие ноги. Посмотрел на грязную одежду и поморщился. Хотел отряхнуться и не стал, решив предстать перед представителем посольства в самом затрапезном виде, чтоб тот сразу уяснил, как плохо обошлись с ним русские. Спрыгнул на пыльную землю и огляделся. Командир отряда скомандовал:

– Темрикоев, уведи иностранца в камеру. Выбери, которая получше…

Мовсар вытянулся. Серо-синие глаза взглянули на журналиста и мягкий голос произнес:

– Пошли…

Сержант сопровождал немца один. Они удалились от майора метров на десять. Пауль тихо сказал:

– Слушай, если поможешь мне бежать, я заплачу тебе сто тысяч евро и расскажу кое-что интересное про ваши горы. Мы можем оба стать очень богатыми…

Мовсар задумчиво ответил:

– Меня больше интересует наше сходство. Мы похожи глазами…

Грассер упрямо гнул свое:

– Двести тысяч евро! Помоги мне бежать! Мне надо попасть под Агишбатой…

Темрикоев вздрогнул и даже остановился:

– Куда?.. Агишбатой?.. Я не ослышался?

Пауль зло прошептал, заходя в дверь строения:

– Да, именно туда! В горах скрыт клад. Мне сейчас чихать, как говорится по-русски, на ваших боевиков и фильм. Здесь все не так, как я думал…

Разговор пришлось прервать. Навстречу шли два омоновца, которые отводили в камеру старого чеченца. Это дало возможность Грассеру разглядеть помещение. В нем не было ничего примечательного: длинный коридор по обе стороны которого имелись камеры с навешенными тяжелыми засовами и небольшими решетчатыми окошечками вместо тюремных глазков. Их было восемь. С потолка свисало три тусклых лампочки. Мовсар подвел пленника к предпоследней двери. Откинул засов в сторону. Грассер, не теряя надежды, горячо зашептал:

– Разве ты не хочешь стать богатым? Я клянусь, что говорю правду! Помоги мне бежать и я поделюсь с тобой!

Темрикоев молчал. Распахнув дверь, указал рукой внутрь:

– Заходите…

Сердце журналиста упало: омоновец не клюнул на его посулы. Впереди ждал скандал и весьма вероятное увольнение с газеты. И это в лучшем случае. В худшем, ему предстояло сидеть в русской тюрьме. Пауль вдруг понял, что Штайнер моментально открестится от него и денег он в этом случае не получит. Немец запаниковал и в этот момент решение пришло. Уже входя в камеру, он сказал:

– Мой дед воевал в этих местах!

Чеченец тут же спросил:

– Где?

– Они базировались в Агишбатое. Его звали Герхард Реккерт…

Фамилия ничего не говорила Мовсару, но вот имя… Он, уже готовый захлопнуть дверь камеры, остановился на мгновение, а затем все же закрыл, ни о чем не спросив.

Грассер прошел к голым нарам и сел, обхватив голову ладонями. Все было кончено. Он с ненавистью огляделся в тесном помещении без окон и застыл…

Канарис спал на диванчике, неизвестно откуда притащенном его подопечными, вытянувшись на спине и наполовину скинув одеяло. Широкая крепкая грудь то мерно и редко вздымалась, указывая на спокойный сон, то вдруг начинала ходить ходуном от накатившего сновидения. Полковник начинал метаться по постели. Крепкие руки дергались, словно сжимая автомат, пальцы подрагивали и казалось, что даже во сне мужчина нажимает на курок. Лицо сосредотачивалось, словно он выискивал цель. Сквозь полуоткрытые губы виднелся ровный ряд зубов. Но временами суровые складки разглаживались и на лице застывала странная нежность.

Пронзительный зуммер телефона и тело полковника вздрогнуло. В его комнату-кабинет могли звонить только по делу. Не открывая глаз, он протянул руку чуть дальше. Ощупью нашел на тумбочке вначале телефон, а затем и трубку. Подтянул к губам, сонно выдохнув:

– Канарис…

Сон мгновенно пропал, едва он услышал:

– Журналиста взяли!

Полковник открыл глаза, машинально взглянув на часы. Было семь утра. Он сел на диванчике и покрутил головой, стряхивая сон окончательно:

– Понял!

Немного послушав, спросил:

– Я на него взглянуть могу?

Ответ видимо был утвердительным, так как Канарис усмехнулся:

– Ладно… После обеда… Хопчик…

Положив трубку на рацию, несколько секунд смотрел на входную дверь. Подумал. Сон пропал, хотя поспать удалось чуть больше трех часов. Канарис повернул голову и наткнулся взглядом на фотографию сына, приваленную к корпусу Р-159. Подмигнул мальчишке:

– Привет, Сашка!

Встал. Энергично двигая руками, прогнал остатки сна окончательно. Вышел из комнаты. Прошел по коротенькому коридору и скрылся в комнатушке с умывальником…