Анна Рунцо - Драконаполис. Первые искры

– Из известных тэбе – твою и жизнь Тамары, – спокойно ответил Ваче.

– Я не уверен, что моя жизнь меняется к лучшему. Я боюсь думать о будущем. – Произнося эти слова, Сева пристально смотрел на Ваче. Не сочтёт ли он это нытьём и не выгонит ли его в ту же секунду?

Ваче молчал. Тут дно лодки закачалось, будто под ним проплыло бревно, а метрах в пяти над поверхностью воды появились мелкие пузырьки. Сева испуганно схватился за борта лодки. Ваче не шевельнулся и, казалось, совсем ничего не заметил.

– Что это было? – спросил Сева, вглядываясь в снова спокойную воду. Предзакатное солнце окрашивало красноватым светом берега и половину лица старика.

– Большая рыба играет с нами. Но нам пора. Ты очень мэдленно идёшь. Будэт совсем темно, когда мы придём домой.

Во время одной из частых передышек по пути Сева решил поделиться с Ваче тем, что беспокоило его уже несколько дней.

– Мне снился странный сон: какая-то чешуя переливается, горят жёлтые глаза. Я испытываю одновременно и страх, и восторг. Мне кажется, что я на краю гибели или какой-то невероятной славы. Потом я просыпаюсь в крошечной комнате и вообще не понимаю, откуда такие странные сны. Может, это действует проглоченный змеиный яд? Воскрешается какая-то забытая детская травма?

– Я же тэбе говорил, что змэя нэядовитая, – вздохнув, как маленькому, объяснил Ваче. – Это тебе нэ галлюциногэнные грибы. – Ваче засмеялся во второй раз с момента их знакомства своим смехом несмазанной дверной петли. – Тэбе что, и раньше снилась такая бесовщина?

Ваче подождал ответа и, не получив его, продолжил:

– Возможно, во снах ключ к твоэму выздоровлению. Но ты сам отказался вернуться в город. Тэбе нужен хороший психолог. Я нэ могу помочь.

В этот вечер сил у Севы немного прибавилось. Он с удовольствием сидел с Ваче у костра, обложенного большими камнями из горной реки, жарил рыбу на решётке.

– Тебе больно вспоминать твою жену? Как её звали? – вдруг спросил он, немного опасаясь, что за такие вопросы тоже вполне может вылететь.

– Я помню о нэй всегда. Её звали Алиса. Родители обожали Льюиса Кэролла. В Советском Союзе это имя было достаточно редкое, поэтому представь, как интэрэсно ей было слушать эту историю, будто бы написанную про неё саму. Она даже была похожа на девочку с иллюстраций. Как и наша дочь, – добавил он и замолчал на несколько мгновений. – Она была большим вэзунчиком во всём – ей всё давалось легко, и при этом она очень радовалась своим удачам: поступлению в вуз, нашему роману, своей бэрэменности, получению квартиры, поездкам. Свою болезнь она восприняла спокойнее, чем я – как расплату за свою прэкрасную жизнь. И даже просила у меня прощения, говорила: «Ну смотри, как мне повэзло: если бы это ты заболел или Вэра, я бы скулила да выла как бэлуга. Будь сильнее меня, пожалуйста, не вой как бэлуга, хотя я понимаю, как тэбе хочется сейчас». Вэра – это дочка наша.

– Но это же так обидно, так несправедливо, что всё было так хорошо и вдруг в одночасье разрушилось! – Сева замер, понимая, что перешёл черту и сделал старику больно.

– Обидно, – ухмыльнулся Ваче и повторил, словно пробуя слово на вкус: – обидно. В этот момэнт всё очень просто – ты можешь разрушить себя или даже убить, до смерти. Тем более мне как врачу достаточно было выпить бэзболезненного яда, чтобы уйти. Или принять смертельную дозу анэстезии, той самой, после которой Алиса не проснулась. В то время единственной радостью для меня было придумывать, как себя убить. Очэнь, знаешь, успокаивало, что я это могу сделать в любой момэнт. Мэня остановила Вэра. Хоть она и прокляла меня после этого случая, не говорила со мной больше, смерть второго родителя ей ни к чему была. А так я без её ведома могу им помогать.

– И ты сам дошёл до такой философии? Смог победить боль и нашёл силы жить дальше?

– Ну что ты. У мэня был учитель. Сдаться было проще. Но сэйчас я очень рад, что нэ сдался. Я нэ сумею тебе так же объяснить, почему нэ надо сдаваться. Но, поверь мне, бороться стоит. И нэ просто бороться, чтобы потом сдаться, а бороться, чтобы побэдить. А что такое побэда, ты решишь для себя сам.

– Ты хороший учитель, Ваче, – серьёзно сказал Сева, чувствуя почти благоговение, глядя на освещённое всполохами костра лицо мужчины напротив. – Даже если бы мы с тобой никогда не встретились, а кто-то просто бы рассказал мне твою историю, это был бы важный урок для меня. При условии, конечно, что я бы поверил, что такие люди, как ты, существуют.