Арие Бен-Цель - Рассказы для Ноя

– Интрига, приключение, афоризм – все это литературные «специи». Маленькие, незаметные моменты счастья одного частного лица по сравнению с большими и редкими счастливыми жизненными событиями так же незаметны, как и повседневные маленькие чудеса в сравнении с великими чудесами истории, многие из которых тоже далеко не все считают таковыми. Разве они не достойны описания? – произнес прадед. – В любом случае, хорошие книги позволяют нам забыть на время нашу далеко не дружественную среду и создают внутри нас иллюзию некоего внутреннего уюта.

Ной слушал как зачарованный. Он ощущал себя новорожденным младенцем, вокруг колыбельки которого собрались самые близкие, беспокоящиеся о нем люди.

В комнате воцарилась тишина. Ной понял – от него ждут, чтобы он сказал что-нибудь. Он еще раз оглядел всех: отец, еще без очков, гладко выбритый, в консервативно-строгом темном костюме, как если бы он собирался в суд; прадед с едва заметно искривленным носом в традиционном лапсердаке и высокой бархатной ермолке; дед с небольшими усами, редковатыми волосами и в модном для своего времени костюме; и конечно, бабушка с аккуратно уложенными слегка седеющими волосами в скромном темном платье. Все они молча и внимательно смотрели на него в ожидании.

– Быть может, вы могли бы мне рассказать какие-нибудь интересные истории, а я попытаюсь из них что-нибудь сделать? – осторожно спросил он. – Я думаю: учитывая ваше прошлое, у вас найдется что-нибудь для моих писательских попыток. Все четверо переглянулись со сдержанными улыбками, перебросились несколькими фразами на непонятном, но почему-то не чужом Ною языке.

– Что ж, думаю, можно попробовать, – сказал прадед.

– Только помни, как говорят в театре: «Протекция может помочь дойти только до сцены. На сцене все уже зависит только от тебя самого», – не изменяя себе, нравоучительно добавил отец.

– Да-да, конечно, кому как не тебе разбираться в театре, особенно в его женской половине, – скорее мягко, чем язвительно, вставил дед с обаятельной улыбкой. Его поддержали остальные, включая самого отца.

– Полагаю, что и о балете тебе есть что рассказать, – добавил дед.

Все еще раз переглянулись и одновременно посмотрели на прадеда. Может быть, это из-за возраста семейного старшинства, а может быть, потому, что жизнь прадеда была удивительно интересной не только в «старой стране», но и в «старой Европе», разделения на страны в которой менялись столь часто в его годы.

Перетасовка государственных образований всегда влекла за собой нестабильность и, как следствие, самым чувствительным образом ударяла по людям, что неизменно порождало массу всяческих рассказов, слухов и просто сплетен.

– Что ж, – сказал прадед, вздыхая, – я мог бы рассказать о нашем родственнике Максе, с которым мы вместе были в гетто, а затем и в лагере Штутхоф. Ему, правда, в отличие от меня, повезло больше.

Макс родился в Риге в 1915 году, когда Латвия была еще частью Российской Империи. Семья жила скромно, но в хорошем доме и неплохой квартире. Район, однако, оставлял желать лучше го. Интересно, что та часть Московского района или форштата, как говорили в Риге на немецкий лад, была той самой частью города, куда с шестнадцатого века начали прибывать и селиться еврейские купцы. Они и основали здесь, у самой Двины, впоследствии еврейское подворье. Через четыре века район все еще оставался преимущественно еврейским. Самая большая хоральная синагога 4 4 Хоральная синагога – разновидность синагоги, где для усиления эффекта кантор пел в сопровождении небольшого мужского хора, обычно от четырех до семи-восьми человек. , гордость общины, находилась буквально в одном квартале от дома Макса.

Дом принадлежал богатому еврею, и квартиросъемщики в основном тоже были евреями. За исключением дворника. Как известно, дворник – низшее звено в царской охранке, был по определению доносчиком, всегда все обо всех знал и легко мог ответить на все вопросы, включая «кто, где, когда», интересующимся органам.

Над квартирой родителей Макса жила семья двоюродной сестры его мамы. Там было четверо детей: Циля, Ицхак, Миша (или Хола – от Михоэл, как ласково называли его близкие) и Мери, их младшая сестра. С хулиганистым Ицхаком отношения у Макса не особо складывались, да и пятилетняя разница в возрасте не особо способствовала дружбе. Зато с Холой, тихим, спокойным мальчиком на три года старше, у Макса были самые дружеские отношения. А на Мери – красивую маленькую девочку с ангельским характером, Макс начал засматриваться, еще не отдавая себе отчета, почему она ему так нравится.