Сергей Самсошко - Дьявол не даёт уснуть. Ночь 1—25

© Сергей Самсошко, 2020

ISBN 978-5-4498-2939-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Поток сознания» – этот приём разработал Антон Павлович. Он писал так много, что образовалось нечто подобное. Наверное, правильней было бы сказать – «поток бессознательного», поскольку, всем известно, что писатели, хотя далеко не все, пишут от бессознательного – не иначе. Иначе, просто невозможно что/то создать. Или наоборот – существует и тот и этот приём.

Отчасти, Антон Чехов просто хотел заработать денег и помочь семье. Так утверждал, вроде бы, он сам. Даже не скрывая ни от кого, поскольку, чего тут, собственно, скрывать. Всем известно, что писатели для того и пишут, чтобы заработать денег. А гениальность – оно, как/то, само собою потом выскакивает. Даже не понимаешь, в чём тут дело. Потом, приходит популярность, величие, почёт. Хотя, третье, далеко не всегда. Люди придумывают, что стиль написания – это некий «поток сознания». Но всё начинается именно с того, что просто хочется заработать денег, создав высокохудожественное произведение, которое многие будут читать, получая от этого духовное наслаждение.

Впрочем, не будем лукавить. Если внимательно изучить историю литературы с древних времён, то становится ясно, что потоком сознания (или бессознательного) создавались все великие произведения, а также, гениальные, талантливые, и любые другие. Тут всё дело в самом авторе, сочиняющем, описывающим, выражающим. Тут всё дело в интеллектуальной нагрузке.

Так уж вышло, что карьера многих великих писателей начиналась с головоломок и голодовок. А в древности, как раз наоборот, поскольку, литература зарождалась либо в странах тех, которых тепло и всегда можно сорвать плоды с дерева, несущие круглый год, либо поймать рыбу, убить оленя, если речь идёт о северных народах. Тогда люди просто занимались промыслом, а в свободное время сочиняли сказания, легенды, мифы и прочую муть, дающую исключительно духовное наслаждение.

Представьте себе гения, попавшего в «Дом Блаженных». День за днём его накачивают лекарствами, чтобы он меньше думал, меньше страдал, меньше бросался на людей. В хорошем смысле этого слова. То есть – он никогда не лез драться, но часто приставал. Ещё меньше был одержим странными идеями. Он болен. Так считает врач/психиатр. Так, в принципе, считают все остальные, кто хоть раз его видел. Правда, ближе к ночи действие психотропных веществ ослабевает, наступает адская тоска и бессонница. В этот момент, наш герой достаёт ноутбук из/под матраца, поскольку врачами запрещается, начинает записывать всё то, что мучает его, не даёт покоя, не даёт уснуть. Он записывает свои навязчивые мысли и воспоминания. Записывает впечатления и образы, где/то увиденные, где/то подслушанные, где/то просто выдуманные его цветущим воображением.

К утру, его, как обычно, кормят в больничной столовой. Затем, снова выдают лекарства, которые он уже ненавидит, но приходится принимать. Иначе, есть опасение, что он не справится с самим собой. Не справится с ситуацией. Иногда он просто слушает музыку. Голоса отдалённые, но прочно устоявшиеся в глубине памяти. О, это песни его детства – его юности. Когда он был совсем здоров и не нуждался в поддержке. Так же, он видит сны. И эти сны поражают его воображение. И, если удаётся запомнить, то он в обязательном порядке заносит их в свой тайный дневник.

Дочитав эту книгу до конца, вы испытаете такой экстаз, которого никогда и нигде не испытывали. Скажете, я вру? Нет – я никогда не употреблял героин, но у меня такое ощущение, будто я знаю, как он действует. Отчасти, мой гипофиз вырабатывает такое количество морфия, что с трудом различаю буквы в мониторе. Мне хорошо! И вам тоже должно стать хорошо. Я постараюсь, чтобы стало. В принципе, это не так важно. Но, я постараюсь.

Первый день моего пребывания здесь напомнил армейские будни, когда постоянно находишься в растерянности, мучаешься от неопределённости, толком не ведаешь, чего хотят от тебя и, почему всё время навязывают своё мнение. Но я не в армии, а в психиатрической клинике. Здесь так принято – спрашивать о моём душевном состоянии. О чём я думаю. И чего желаю. Потом, правда, делают всё по/своему и ты ясно понимаешь, что с тобой разговаривали как с диагнозом. Нормальных людей воспринимают иначе.

Я за всю свою жизнь, если честно, не встречал нормальных людей. Все они, хоть сколько/нибудь были больны. В принципе, каждому можно было бы поставить диагноз. Особенно те, что работают семь дней в неделю, двенадцать часов в сутки, получая сущие гроши. Эти люди отличаются особой стойкостью и молчаливостью. Стоит их разговорить, и на тебя обрушивается поток такого словесного поноса. Невольно думаешь, сколько же лет он держал в себе, накапливал, прятал.