Вилма Яковлева - Прогулка за Рубикон. Части 1 и 2

Шум зала потонул в звуках национального гимна «Боже, благослови Латвию». Внесли государственный флаг. Началась мучительно долгая процедура. Депутаты утвердили свое собственное избрание. Потом фракция Народного фронта, пользуясь своим численным превосходством, избрала своих на все руководящие посты.

Как и предполагал Костя, было ужасно скучно. Фигуры выступающих проплывали перед моими глазами, как пьяные корабли Рембо.

В перерыве я надавал с десяток интервью. Больше всего мне понравились немцы, японцы и особенно китайцы. Немцы все понимали, японцы улыбались, а китайский журналист сокрушенно качал головой: «И долго вы будете мучиться со своей независимостью?» – спросил он. Я пожал плечами: «Пока не найдем новую мамку».

Англичане, американцы и скандинавы были просто невыносимы. Ночные горшки, доверху наполненные протестантской этикой.

По лестнице сбежала девушка в сапогах выше колен, с коробкой магнитофона через плечо.

– Господин Лоренц, господин Лоренц, «Русское радио». Как завтра пройдет голосование по декларации о независимости?

– Неужели это кому-то еще неясно?

Ко мне подошел руководитель фракции «Равноправие».

– Вечером народники созывают очередную пресс-конференцию. Последнюю перед завтрашним днем. Мы все просим тебя выступить. За нас всех. Можешь говорить все, что хочешь.

Я согласился.

На лестнице я снова столкнулся с китайским журналистом. Он представился: Ай Шен.

Как многие китайцы, приезжавшие к нам, он отлично владел русским. Мы отошли в сторонку и поговорили о делах в России. Он покачал головой:

– Это все за пределами моего понимания. Президент разрушает вверенную ему страну. Прибалтийский военный округ мог бы остановить все эти песенные революции за пару часов.

– А что потом? Союз разрушает не Горбачев, а история.

– А почему история не разрушает Китай? Государство разрушать нельзя, каким бы оно ни было.

– Горбачев называет это перестройкой.

– Чушь! Нельзя перестраивать то, что плохо лежит и неустойчиво стоит. Первое можно только украсть, а второе – опрокинуть. Мы, китайцы, перед началом реформ укрепили государство. Любому образованному экономисту известен принцип «ортодоксального парадокса». В период рыночных реформ роль государства не снижается, а увеличивается. Когда государство спускают в унитаз, побеждает не рынок, а криминал. Вы, русские, сейчас не только разрушаете свое государство, но и меняете смыслы. А это еще хуже.

– Проблема в том, что коммунисты всех достали.

– Не надо ругать коммунистов. В Китае руководящая роль партии мешает только небольшой группе политических активистов, которых мы показываем иностранцам как обезьян. Изобличение зла часто бывает хуже самого зла. Вот увидите – те, кто в России называет себя демократами, потом будут танками давить несогласных.

Я был с ними полностью согласен, и только сказал:

– К сожалению, в отличие от Китая Россия не умеет ждать. Что не сделаешь за две недели, не сделаешь никогда. Или Цезарь, или ничего.

Кажется, последнюю фразу Ай Шен не понял. Но он понял мою мысль.

– Ваши реформы породят огромное количество потерянных людей. Нет, они не устроят революцию, но их нельзя будет мобилизовать хоть на что-нибудь. Даже на защиту Родины. Вас можно будет взять голыми руками.

Он сильно испортил мне настроение.

Костя протянул визитку.

– Только что давал интервью британской журналистке. Таких красивых баб я еще не видел.

Я повертел визитку в руках: Vivian Belcher, World Monitor Weekly, special correspondent.

– А это ее журнал, – Костя протянул мне выскальзывающий из рук глянец, весьма пухлый для еженедельника. – Не хочешь посмотреть?

– Нет. Не люблю я эти глянцевые фантазии. Тусовка, рейтинг, семь способов похудеть, десять заповедей для постели. Пухлые алые губы, похожие на влагалище, а на развороте голодающие негры с ребрами, как расческа.

Костя медленно переворачивал страницы журнала.

– У глянца всего лишь один недостаток – это праздник, который всегда не с тобой. Мы никогда не сможем заработать денег… вот хотя бы на это, – он задержался на странице, рекламирующей спальный гарнитур. – Если мы не станем держателями каких-нибудь акций, то будем держать свечку у изголовья такой вот кровати.

– Надо заняться золотом партии, – расфантазировался я. – Или, на худой конец, прихватить что-нибудь из ее имущества. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

– И вылететь в окно с десятого этажа, – отрезвил меня Костя, листая журнал. – Посмотри, вот она, та журналистка, – он ударил ладонью по одной из страниц журнала. – Ну и баба! Где же это она? В Карабахе. Ничего себе! Ну и что ты о ней скажешь?