В зале началось вавилонское столпотворение. Все одновременно стали задавать вопросы на русском, латышском и английском языках.
Большинство вопросов было адресовано мне.
– Какие партийные посты вы занимали?
– Никаких. Я преподавал экономику в университете.
– Но вы были коммунистом!
– Как и большинство тех, кто завтра проголосует за независимость.
В третьем ряду руку тянул, если судить по визитке на груди, журналист из «Пари Матч», худой и низкорослый, как жокей, наполовину лысый, в больших очках, придававших ему вид испуганного гнома. Модератор дал ему слово. Лучше бы он этого не делал.
– Я не понимаю, почему вы держитесь за старое? – гном блеснул лысиной. – Весь цивилизованный мир строится на принципах экономического либерализма и политической демократии, – он говорил на чистейшем русском без намека на акцент.
– Общие рассуждения о незримой руке рынка и прочих либеральностях меня ни в чем не убеждают. Что касается демократии… Я не против, но в местном исполнении этот проект меня исключает.
– Вас лично?
– Да. Мои отец и мать не были гражданами Первой республики, как и большинство русскоязычного населения.
– Но вы же латыш!
– Да, но мои родители до 1945 года жили в России.
– В программе Народного фронта нет никакой дискриминации по национальному признаку. Дайте мне сказать! Тише, тише! Я хочу процитировать слова одного из лидеров Народного фронта, – гном стал нервно перелистывать журналистский блокнот. – Вот! «Народный фронт Латвии авторитетно заявляет, что будет последовательно защищать стремление всех живущих в Латвии нацменьшинств к культурной автономии, национальному самоутверждению и пробуждению».
– Никогда столько не лгут, как во время войны, после охоты и до выборов.
– Это все, что вы можете сказать?
– Вам недостаточно?
– Народный фронт намерен интегрировать пришлое население. Вас это не устраивает?
– Интегрировать? – я пожал плечами. – Кого, куда? Вы хотите, чтобы мы все вместе отмечали день легионера Waffen SS и пели Хорст Вессель.
Шум в зале нарастал.
– У вас нет никаких оснований охаивать программу Народного фронта.
– Хорошо. Не буду. Прекрасная программа. Просто отличная! – Я взял лежащую перед Марисом программу Народного фронта и помахал ею. – Отвезите эту брошюрку в Париж и подарите Жаку Дерриде, надеюсь, вам известен этот французский философ, показавший миру, что скрывается за текстом. Уверен, он поместит ее в рамку как блестящий образец саморазоблачения. Там есть все: застарелые страхи, скрытые фобии, предрассудки, латентный фашизм и много чего еще. Можете попросить также Ролана Барта поискать в этом тексте скрытые коды и «значения второго порядка», их там – тьма. А если поднапрячься и разложить текст по Лакану – я на секунду онемел перед сложностью задачи, – то получится… получится не программа, а… полная белиберда.
Я хотел сказать – «хрен собачий», но постеснялся.
Марис не выдержал:
– Мы действительно хотим межнационального мира. Но мы не можем построить национальное государство так, чтобы никто не был обижен. Кому не нравится Латвия, пусть уезжает! – он произнес это спокойно, с благосклонной улыбкой епископа, дарующего отпущение грехов.
– Все правильно! Чтобы кто-то обрел будущее, кто-то другой должен его потерять, – парировал я. – Вот и ответ на все ваши вопросы.
Шведская журналистка, сидевшая как цыганка в ногах первого ряда, тоже подала голос:
– За Народный фронт проголосовало абсолютное большинство народа. Меньшинство должно подчиниться большинству.
– Только не надо ссылаться на народ. Народ – это та часть государства, которая не знает, чего хочет.
– «Народ тупит», – издевательски прокомментировал меня журналист, сидевший справа от француза.
– Это вы сказали! А я процитировал Гегеля. Нет никакого большинства. Есть технология одурачивания.
– Но вы же не будете отрицать, что общественное мнение склоняется не в вашу пользу, – не унималась шведка.
– Общественное мнение склоняется туда, куда оно склоняется, и вряд ли вы мне докажете, что это имеет хоть какое-то значение, – мне не хотелось полемизировать на эту проигрышную для меня тему, и я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более отстраненно.
– Извините за фамильярность, – из задних рядов с вытянутой рукой высунулась немецкая журналистка, которую во время утреннего интервью Костя прозвал тевтонской кобылой, – но я действительно хочу понять, почему молодой образованный человек, латыш, и, как вы утверждаете, не связанный с коммунистами, защищает империю зла?
Читать дальше