Вилма Яковлева - Прогулка за Рубикон. Части 1 и 2

Конечно, у меня есть и хорошие качества: я не болею, могу долго терпеть неудобства, устойчив к морозам, хорошо хожу и бегаю.

… Еще раз перечитал дневник и ужаснулся тому, как время растрачивается впустую. 99% дня состоит из болтовни. Я пытаюсь придать каждому разговору экзистенциальный смысл, которого у него нет. В результате живой текст умирает.

… Я не вижу мелочей. Я вообще ничего не вижу. Мимолетные восприятия, мелкие факты, на первый взгляд несущественные, но которые потом складываются в неизбежность, пролетают мимо меня. И текст умирает во второй раз.

Что остается? Остаются пространные рассуждения по поводу и без.

… Я поймал себя на том, что постоянно редактирую то, что написал. Так что же я пишу? Дневник или роман? Язык, стиль? Ничего этого не надо. Надо просто сказать о непростых вещах. А я говорю непросто о простом.

… Я попытался сделать из своего дневника книгу. Подбирал слова, складывал из них фразы. Написал десять страниц. Потом перечитал текст. Все плохо. Одинокий бегун на длинные дистанции бежит от реальной жизни. Куда? Непонятно. Текст получился прерывистым, сентиментальным, откровенно циничным, мучительным и противоречивым. Такое впечатление, что его написал безнадежный мизантроп. На последних страницах все смешалось и рухнуло под грузом тягомотины.

Я понял одно: если сам буду писать, то это будет целиком вымышленное произведение.

Единственный выход – отдать дневник какому-нибудь литератору. Он напишет ерунду. Публике нравится переживать из-за ерунды. А мои метания – это именно ерунда. Но я не смогу описать их как ерунду. Ведь это моя жизнь. Она не может быть ерундой. Я не хочу, чтобы она выглядела как ерунда. Но тогда, что должно быть в финале? В финале неерундовой жизни может быть только смерть. Не годится. Где выход? Надо придумывать то, чего не было. Но у меня нет времени на выдумки.

… Я всегда понимал, что делаю. Но никогда не понимал, для чего я все это делаю. Ради денег, ради славы или только потому, что это меня забавляет? Чего я хотел в тот день, когда перешел Рубикон. Власти? Только не это. Да, я перешел Рубикон. Но не для того, чтобы идти на “Рим”. Я просто хотел прогуляться на другом берегу реки.

Помню, меня упорно преследовала мысль: “Не надо, не надо этого делать. Прочь от этой грязной канавы. На том берегу нет ничего, кроме разочарования и тоски”. Но что-то неотвратимо заставляло идти.

… Как происходит выбор? По спине пробегают мурашки. Возникает легкое головокружение. Мелькает силуэт. Кто-то подает знак. Что это? Судьба? Но что-то явно начинается. Я чувствую: вот она – последняя минута прежней жизни. Все кругом уменьшается в размерах, как будто удаляясь и маня за собой.

Интересно, какие чувства возникают позже, перед расстрелом… “дурак, какой же я дурак”. Или: “я сделал все, что мог”. И надпись на могильном камне: “Он пытался…”

… Что я увидел на другом берегу реки? Ничего такого. Хотя, не знаю, что-то все-таки изменилось. Шел дождь. Слишком много дождя, как в фильмах Тарковского. Дождь и чувство вины, как в книгах Моэма. Я сидел у окна и наблюдал за стекавшими по стеклу каплями. Они вздрагивали под порывами ветра и двигались зигзагами, сливаясь по пути, оставляя за собой серебристый след.

Что еще? Не помню.

Тогда я впервые почувствовал в себе способность оправдать любой свой поступок и придать мистический смысл тому, что я делаю. Даже своему проигрышу.

Да, я проиграл. Я сошел с подмостков исторического спектакля под плевки зрительного зала. Чтобы выиграть потом. Чуть позже. Ведь боги всегда выравнивают счет.

Я шел по городу в черном длинном пальто из тонкой шерсти, демонстрируя окружающим легкое высокомерие и полную уверенность в себе. Только моя жена знала, что цена всему этому – грош.

… Меня перестало волновать то, что думают обо мне люди. Уроды, господи, какие же все уроды! Бараны. Жизнь большинства из них не назовешь даже нормальной. Все только и думают, как уберечь свою задницу. Но получают именно пинком под зад.

Так им и надо! Видит бог, и я, наконец, поверю в возмездие».

Сделать из этой белиберды художественное произведение было крайне сложно. Мне пришлось переписать текст заново. Фактически я провела деконструкцию текста, проникла в его скрытые смыслы, выявила аллюзии и значения второго порядка. А потом сконструировала текст заново. До сих пор не могу понять, как мне удалось довести дело до конца.