Она замолчала, ее голос звучал гулко и глухо, все равно как из гроба, но он вибрировал от живого сердца, и глаза, направленные на солнце, блестели легким, влажным глянцем.
– В своей жизни я много повидала и услышала, – продолжала Мара Дуриме. – Я видела, как высокие падали, а низкие поднимались; я видела, как злой торжествует, а добрый погибает; также видела, как счастливый плачет, а несчастный ликует. Тело мужественного дрожало от страха, а робкий чувствовал львиную силу и мужество в своих венах. Со всеми я смеялась и плакала; я поднималась и опускалась вместе со всеми: потом пришло время, когда я научилась думать. Тогда-то я и поняла, что всей вселенной правит великий Господь и что этот любящий Отец держит всех за руку: богатого и бедного, ликующего и плачущего. Но многие отвернулись от него; они смеялись над ним. Другие же называют себя его детьми, но они всего лишь дети того, кто живет в джехенне. Поэтому и пришло большое горе на землю, на людей, которые возжелали, чтобы их не наказывал Господь. И тем не менее второго потопа не будет, потому что Бог не найдет еще одного Ноя, который мог бы стать отцом другого, лучшего поколения.
Она снова сделала паузу. Ее слова, ее голос, ее медленные, усталые и такие экономные движения производили на меня глубокое впечатление. Я только-только начинал постигать духовную власть такой женщины над жителями этой страны. После небольшой паузы Мара продолжила речь:
– Моя душа дрожала, а мое сердце хотело разорваться; я сострадала моему бедному народу. Я была богата, очень богата земными сокровищами, а в моем сердце продолжал жить Господь, от которого они отказались. Я умерла, но этот Бог не умер во мне. Он позвал меня быть его слугой. И вот я хожу от одного места к другому с верой в сердце, чтобы говорить и проповедовать учение Всемогущего и Милостивейшего, но не словами, которые они просто высмеяли бы, а делами, благословенно выпадающими на тех, кто нуждается в милосердии Отца. Старая Мара Дуриме и Рух-и-кульян были для тебя загадкой. Что, это все еще остается для тебя загадкой, мой сын?
Я не мог иначе, я схватил ее сухую костлявую руку и прижал ее к губам:
– Я понимаю тебя!
Я ушел. Прибыв в Лизан, я не увидел больше никаких курдов, но бей ждал меня.
– Эмир, – сказал он, – мои люди уже ушли, и мне придется с тобой расстаться; но я жду тебя в Гумри.
– Я приду.
– Надолго?
– Нет, ведь хаддединам хочется вернуться к своим.
– Они мне обещали, что приедут с тобой, и мы тогда обсудим, какая дорога до Тигра вернейшая. Прощай, эмир!
Мелек стоял вместе с моими друзьями. Бей еще раз простился со всеми и поспешил обратно, к своим курдам.
Мара Дуриме сдержала слово: она пришла вечером. Когда мы оказались наедине, она меня спросила:
– Господин, желаешь ли ты исполнить мою просьбу?
– Конечно же.
– Веришь ли ты во власть амулетов?
– Нет.
– И все-таки я тебе приготовила один амулет. Будешь ли ты его носить?
– Да, как память о тебе.
– Тогда возьми. Он тебе не поможет, покуда он закрыт. Если же тебе когда-нибудь понадобится помощник или спаситель, то открой его. Дух Ру поможет тебе, даже если его не будет возле тебя.
Поклонники дьявола – езиды.
Мутасаррыф – правитель санджака (тур.), второй по величине (после вилайета) административной единицы Османской империи.
Башибузук – солдат иррегулярных конных частей турецкого войска в XVIII-XIX вв.
Болюк-эмини – квартирмейстер (тур.); в романе «Через пустыню» Ифра был назван ротным писарем.
Дуар – палаточная деревня.
Джехенна – ад (араб.).
Юзбаши – капитан (тур.).
Мюльазим – лейтенант (тур.).
Фальстаф – комический персонаж произведений В. Шекспира.
Миралай – полковник (тур.).
Алай-эмини – полковой квартирмейстер (тур.). В романах восточного цикла К. Мая эта должность соответствует командиру батальона.
Лот – около 17 г.
Друзы – население горных районов Сирии и Ливана, приверженцы одной из мусульманских сект шиитского толка. Марониты – поклонники одного из направлений христианства, где богослужение ведется на арамейском и арабском языках.
Арнауты – албанцы (тур.).
Бимбаши – майор (тур.).
Читать дальше